Седовласый раздраженно дернул плечом:

— Я спросил тебя не об этом!

Эльф вздохнул и послушно добавил:

— На первой стадии появляется боль в месте удара, зуд и жжение, как от укуса комара. Она длится недолго. Вскоре боль расходится по телу, а всего через несколько часов становится такой нестерпимой, что жертва начинает кричать, будто ее заживо режут. Затем появляется жар и галлюцинации, иногда — бред. Случаются судороги, падучая и неукротимая рвота. Как правило, именно на этом этапе люди кидаются со стен или с крыш, пытаясь избавиться от боли, но если вдруг выживают…

Таррэн умолк, не будучи уверенным, что стоит рассказывать дальше.

— Говори! — напряженно велел седовласый.

— На теле открываются все раны, — неестественно ровно закончил эльф. — В прошлом и настоящем, недавние и давно зажившие, о которых ты можешь даже не помнить. Все шрамы, что только есть, начинают кровоточить, и этого не избежать ни человеку, ни гному, ни даже бессмертному.

Страж бережно погладил неподвижного мальчишку по щеке, словно не веря, что через все это им придется пройти. Вместе, потому что он никогда его не бросит. Снова, как и много лет назад, когда он нашел его умирающим, отчаявшимся и таким беззащитным, но все-таки живым. Создатель, за что?! Неужто все должно повториться?! Но тогда у малыша был хотя бы крохотный шанс уцелеть — умница Траш, которая держала его жизнь в своих зубах, а теперь нет даже этого!

Таррэн сочувственно коснулся поникшего плеча:

— Урантар, ему действительно не выжить. Люди за свою жизнь получают столько ран, что, как только они вскроются, любой истечет кровью за пару минут. И даже если бы у нас было противоядие, мы не смогли бы его спасти — прошло слишком много времени. Прости, но Белик умер, и ты не сможешь этому помешать. Мне действительно жаль. Если хочешь, я помогу ему уйти… без боли.

Страж медленно обернулся и так страшно посмотрел, что эльф вздрогнул и поспешил убрать руку, которой собирался коснуться обреченного мальчишки.

— Не смей! Прикасаться! К нему! — зло отчеканил Дядько, одновременно поднимая безвольно обмякшее тело. — Ты понял меня, темный?! Никогда не смей этого делать, или, небом клянусь, я тебя уничтожу!

Караванщики расступились, пропуская окаменевшего от горя воина вместе с его ношей. Покачали головами, когда седовласый уложил погибающего племянника на ближайшую телегу и устроился рядом, но никто не остановил, не окликнул, не стал бередить и без того кровоточащую рану.

— Карраш, принеси воды. И травы поищи — липу, малину… что будет. Может, мед где учуешь. А потом дуй на ближайшее болото, за крестовником и кровяным мхом. Только скорее, пока еще есть время.

Гаррканец подскочил на месте как ужаленный и со всех ног кинулся прочь, но в последний момент с досадой рыкнул, затормозил и огромным прыжком вернулся. Он завертелся на месте, лихорадочно пытаясь подцепить зубами седельный мешок, который так и таскал на спине. Раздраженно взревел от бесконечных промахов, потому что счет шел на минуты. В конце концов, просто рванул плотную ткань и всунул изжеванный мешок в руки оторопевшего Стража. Даже мордой подтолкнул непонятливого смертного, чтобы до того поскорее дошло.

Дядько развязал веревку, запустил пальцы вовнутрь и горестно прикрыл глаза: там было все, что нужно.