Климент пытался отговорить Афину, но куда там! Упрямства девушке было не занимать, хотя она и признавала весомым аргумент, что нечего ей рисковать без всякого на то смысла…

Точнее, смысла не было по меркам имперской принцессы Афины, но зато он имелся у северянки, которую прозвали Хафин. В детстве её волей-неволей научили, что вождь — это не только командир, но ещё и первый среди всех воинов. Не можешь сам выйти и победить в схватке — нечего требовать этого от других. Не готов умереть сам — не посягай на право отнять жизнь у другого.

Афина терпеливо ждала, пока Коммоду Круху принесут его оружие и доспехи, и помогут облачиться. Попутно заново оценивала противника, который мог быть сколько угодно старым и обрюзгшим, но от того не переставал быть опасным.

Высок, все ещё крепок, даже разменяв полвека. Погрузнел, растолстел, но это иногда даже плюс — лишняя защита, если знать как обратить недостаток в преимущество. Да, медлителен и не слишком ловок, но явно всё ещё вполне силён. Экипировался в тяжёлый пехотный доспех — латная кираса, низкий шлем с глухим забралом, наручи, поножи. В левой руке — внушительная павеза, в правой — тяжёлый шестопёр на длинной рукояти. Разумно, Тёмные побери! Не столь требователен к навыкам боя как меч или топор, не требует отменной ловкости, как одноручное копьё. Два ключевых приёма боя — «размахнись посильнее» и «долбани со всей дури». При этом способен нанести тяжёлую рану сквозь кольчугу, даже не пробив её, а латную пластину проломит без проблем.

Так что Афина сняла поножи, отказалась от щита и даже от шлема, ограничившись только верным кривым мечом — сейчас ей нужна была только скорость, много скорости…

Из домочадцев графа остались только его сын и жена — маленьких детей Круха Афина приказала увести прочь, зрелище предполагалось явно не для детских глаз, а убивать их принцесса не хотела — с кем-кем, а с детьми она воевать не станет.

Арс Крух был мрачен, но ярость и гнев в нём либо поутихли, либо он их тщательно скрывал, что было маловероятно. И к юноше явно пришло понимание того, в какой ситуации он оказался. Отец и мать — мятежники, мать ещё могли пощадить, если изгнание и конфискация всего имущества и средств можно назвать пощадой, но вот отца ждала только позорная виселица. Головы рубили простолюдинам, а вот благородных предпочитали вешать, и оставлять их трупы висеть подольше — дикая традиция, что установилась при деде Его Величества, когда нобилей стали неожиданно судить строже, чем рядовых граждан.

Но вот она, нежданно-негаданно свалившаяся на голову императорская милость. Отец умрёт, но умрёт как подобает благородному человеку — в бою, причём в бою с принцессой крови. Никаких поражений в правах, никакой конфискации и изгнания, кроме выплаты виры за причинённый ущерб, но взамен — клятва верности будущей убийце отца и младшие братья в качестве заложников…

Афине не требовалось быть менталистом, чтобы читать мысли юного нобиля — всё было прекрасно видно на его лице. Что же думала она сама? Ну, самое главное — отчего-то была тверда во мнении, что юный Крух, несмотря ни на что, не предаст. Не с тем залогом, что он сам же и назвал. Если же она ошибается… То пусть. Если имперская принцесса не умеет разбираться в людях, то она всё равно не проживёт долго.

Супруга графа представляла же собой совершенно иное зрелище — первоначальная спесь и высокомерие сменились испугом и растерянностью. Кажется, она только сейчас поняла, во что именно ввязалась со своим мужем. Да ещё и даже после взятия замка дерзить принцессе… Серьёзный просчёт. За это она могла расстаться с жизнью прямо там же и тогда же.

Впрочем, Афина её даже понимала — сира просто заигралась.