Климов не любил вспоминать тот год; только в нынешней ситуации, когда вокруг прибавилось голодных и нищих, ассоциативно вспомнилось. Как-то оказавшись на Катаганском базаре, увидел и ту "макуху": ее, мелко покрошенную, продавали ведрами - для скота. Для пробы взял кусочек, положил в рот - и тотчас выплюнул: вкус был отвратительный. А тогда слаще ее ничего не было.

    ... Однажды его поймали. Повели в милицию. Он вырвался и убежал. Это было весной 47-го, страшная зима с опухшими и трупами в домах минула. Пошел щавель на лугах, съедобные корни тростника, крапива, какие-то пойманные в реке рыбешки... выжил. Уцелел, как до того в бомбежках.

    Но на всю жизнь осталась память, как вели. Если б не вырвался и не убежал, колония - и получился бы из него не астрофизик, близкий к звездам человек, а вор. Может быть, даже "в законе". И уж наверняка с применением технических средств.

    ... И даже мастерски наведя НПВ-луч - своей же оптикой - на цель, не мог нажать нужную кнопку на пульте. Чувство омерзения дрожью проходило по спине. Нет. Тогда он был голодный щенок, а сейчас... нет.

    2.

    При всем том именно Климов оказался первозачинателем, можно так сказать, душеспасительных диалогов по НПВ-лучу, отражаемому от облака. На прямых лучах они такие вообще не практиковали, брали без лишних разговоров.

    Это произошло в первый же день отработки идеи Любарского отражения НПВ-луча от облаков, в Институте, между зоной и башней, на выносной площадке внешнего слоя ее с громким названием Внешнее Кольцо. Здесь, на краю, над проволочной оградой, было К4 - и окрестный мир заваливался вниз. В том числе и кучевые облака в синем небе. Климова это смутить не могло, он через Ловушку -"максутик" из спасенных от свалки телескопов направил пробный обволакивающий НПВ-луч на ближайшее крупное облако, темноватое в середке со снежно-белой окантовкой.

    ... и понял, что попал в его заряженное дно и что идея Варика блестяще верна: в прицельной трубке "максутика" увидел с самолетной высоты излучину реки Катагань, глинистый берег с тальником. Сориентировался: это выше города по течению. Поворотной системой повел трубу и луч к городу, потенциометрами подкручивал на "сближение", на крупный план. Было ощущение бесшумного полета и снижения, как на посадку. Берег реки плыл в окуляре, одеваясь по мере приближения к центру Катагани в бетон и гранит набережной.

    Так "приплыл" в городской парк культуры и отдыха им. Тактакишвили, в отдаленную и запущенную его часть, где, по выражению местного сатирика, "культуры поменьше, зато отдыха побольше". По прямой от НИИ до него было километров пять, по лучу через облако все двенадцать.

    И там Климов увидел нечто, что изменило ход его мыслей и намерение мирно завершить опыт. От спектрального сдвига зелень парка и трава на лужайке были красновато-лиловые; и человек на скамье отсвечивал теми же колерами. Тем не менее Евдоким Афнасьич его безошибочно узнал: декан физфака (в ведении которого была и обсерватория университета) Самсон Самсонович Бугай, он же "виконт де Бугай", "Самсунг де Бугай". Так его переиначили за аристократизм и снобизм университетские остроумцы - те самые, что ославили и Климова, когда он объявил, что наблюдал вторую М31: мол, это у него спьяну в глазах двоилось.

    Их остроту Самсон де Бугай принял вполне серьезно, взял, можно сказать, на вооружение - и пускал в ход, когда добивался скорейшего ухода Климова из КГУ.