– Твои губы замерзли, – промолвила Глоха, сообразив спустя четверть мгновения, что это значит. – Ладно. Ты отогревайся, а я тебя подменю.
– Ххх‑р‑р‑шо.
От лица Синтии с хрустом отлепилась ледяная корочка, но губки сохранили очаровательную синеву.
Привстав на цыпочки, Глоха прильнула своими теплыми губками к еще не оттаявшим губам волшебника. Ее проняло холодом, однако она ощутила, что уста Трента постепенно становятся мягче. Крылатая гоблинша не взялась бы сказать, сколько длился этот поцелуй – со стороны виднее, – но прервала его, лишь почувствовав, что запас ее внутреннего тепла иссякает. А прервав, с радостью увидела, что изо рта Трента появилась тоненькая струйка пара. К нему вернулась дыхание!
Все это время Синтия усиленно отогревала свои губы, чмокая и облизывая их языком. Растереть губы руками кентаврица не могла, поскольку ей приходилось удерживать оледенелого волшебника в вертикальном положении.
– Думаю, я уже готова повторить, – решительно заявила она. И действительно повторила.
Глоха тем временам растерла свои замерзшие губы, а потом приставила к ним сложенные ладошки и принялась отогревать их своим дыханием. И отогрела как раз к тому моменту, когда на устах Синтии снова образовалась ледяная корочка.
Однако Трент уже выдыхал пар, и Глоха, резонно рассудив, что со ртом у него все в порядке, занялась его правым глазом. Через некоторое время глаз открылся и заморгал. Он оттаял, а вот рот девушки снова замерз.
– Хорошая идея, – заметила Синтия. – С его губами и языком все в порядке, а вот с левым глазом стоит поработать.
Она приступила к делу. Глоха не очень поняла, что там насчет языка, но предпочла не уточнять.
Так или иначе совместными усилиями девушки отогрели физиономию волшебника и занялись телом, по очереди прижимаясь к нему и устраняя лед по мере подтаивания. Наконец Трент шевельнулся:
– Хпахибо хвам, – пролепетал он с некоторой холодностью, шедшей, впрочем, от тела, но отнюдь не от сердца. – Ховсхем непхохо хохда тхебя хцелуют и хобнимают хве охчароватхельные юные дехвицы.
Глоха с Синтией переглянулись и частично покраснели. Второе было для обеих примечательным достижением, поскольку ни кентаврам, ни гоблинам краснеть не свойственно. От их щечек почему‑то повалил пар.
– Не растрачивайте впустую тепло! – вскричал Трент. – Мне все еще холодно.
Он и впрямь дрожал.
– Семь бед, один ответ, – промолвила Синтия, хотя какое отношение эта обыкновенская поговорка имела ко всему происходящему, было непонятно. Беда с Трентом приключилась одна, а вот ответов на нее у них нашлось… кто же их считал.
Девушки принялись отогревать волшебника с обеих сторон и со временем, понятное дело, отогрели.
– Я бесконечно благодарен вам за спасение моей жизни, – заявил Трент, когда обрел наконец способность говорить нормально. – Но, может быть, нам не стоит рассказывать другим о подробностях этого небезынтересного происшествия. Нас могут неправильно понять.
Обе девушки хором выразили согласие хранить тайну. Глоха чувствовала странное волнение, понимая, что тайна эта если и не совсем Взрослая, то весьма к ней близка. Трент, несмотря на свой истинный возраст, выглядел весьма привлекательным молодым мужчиной, а ей до сих пор не доводилось ни целоваться, ни прижиматься к ним. Девушка не могла не признать, что испытанные ощущения ей понравились. Она подозревала, что все это действо пришлось но вкусу и Синтии, которой, по ее же признанию, Трент приглянулся еще в первую встречу. Конечно, он был человеком, а они относились к другим видам живых существ, но все же являлись человекоподобными, а стало быть, получили некоторое представление о том, каково иметь дело с особями мужского пола. |