– Что‑нибудь видите? – в конце концов прервал молчание Дэмьен.

Таррант самую малость замешкался с ответом.

– Свет, но настолько слабый, что вполне может всего лишь почудиться. Или, не исключено, это первый импульс энергии, идущей с противоположной стороны или из глуби вод. С определенными оговорками я мог бы предположить, что мы проплываем сейчас над континентальным шельфом и, следовательно, вышли на мелководье. Но вода не так мелка, чтобы можно было произвести Творение, – добавил он. – Даже мне это не удается.

– Но скоро все изменится.

– Изменится, – согласился Таррант. – И если там окажутся люди…

Он не договорил до конца, однако своих зловещих намерений скрыть от собеседника не смог.

« То ты получишь подкормку, – подумал Дэмьен. – Мучая и убивая здешних женщин точно так же, как у себя в Запретном Лесу. Сколько же невинных будет загублено в результате того, что я взял тебя с собою? В результате того, что я уговорил тебя поплыть со мной?»

Но на этот раз самообвинение прозвучало у него в голове без прежней убедительности. Потому что, глядя сейчас на Охотника, Дэмьен видел перед собой не только существо, питающееся чужими страхами, но и колдуна, рискнувшего собственными душою и телом, пустившись в крайне опасное предприятие. Он вспомнил о буре, настигшей их посреди плавания, – услышал вой ветра, увидел, как перехлестывают через борт исполинские валы высотой в сорок, в пятьдесят, а то и во все шестьдесят футов, – это и впрямь было подлинное цунами, – и вспомнил, как сам думал тогда: все пропало, мы пошли на слишком большой риск, и чудовище экваториальных широт сожрет нас всех еще до полуночи. И тут на палубе появился Таррант. Неестественная тьма, вызванная бурей, позволила ему выйти на палубу в дневное время, хотя под редкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь черные тучи, его кожа тут же шла красными пятнами. В одеянии из тонкого шелка, разметанном и частично изодранном штормовым ветром, он стоял, переплетя длинные пальцы в стремлении оказать поддержку. И затем из ножен был извлечен его меч – заветный меч! – и энергия заговоренной стали прянула ввысь, ударила в самое сердце бури. Следующая волна, обрушившаяся на корабль, на миг остекленела и разбилась о палубу, а когда отхлынула, оставила на память о себе плоский кусковой лед. Где‑то наверху с треском, похожим на ружейный выстрел, лопнул трос, и его обледенелые обломки посыпались на палубу. Но Охотник словно не замечал ничего этого. Мороз превратил его волосы в заиндевелую шапку, когда он, собрав силу меча, направил ее ввысь, все выше и выше, в самое сердце бури, нащупывая в нем слабую точку, чтобы заставить бурю или попятиться, или хотя бы ослабить свой пыл. Задача была, разумеется, недостижимой, но Дэмьен понимал: если кто‑то и способен справиться с этим, то только Таррант.

И буря неторопливо, но однозначно пошла на убыль. Нет, не прекратилась, ни в коем случае не прекратилась, – да и нельзя же такую страшную бурю разогнать одним‑единственным Творением, но чуть попятилась или, точнее, вильнула, так что события в ее эпицентре разворачивались теперь чуть к северу от корабля. Ледяные волны больше не перехлестывали через борт. Порванные паруса безвольно поникли. А сам Таррант…

…рухнул на палубу, едва над головой у него разошлись тучи и высоко в небе вспыхнуло солнце. Дэмьен бросился к нему на помощь, не то бегом, не то вскользь по обледенелой палубе. Собственным телом он закрыл Тарранта от губительных для того солнечных лучей, одновременно стараясь разнять судорожно сцепившиеся пальцы Охотника. И удалось ему это лишь с превеликим трудом. В конце концов он внес падшего Пророка в каюту, находящуюся под палубой, а в небе меж тем уже вовсю сияли убийственные для Охотника лучи…

И сейчас, глядя на Тарранта и вспоминая о событиях того дня, он подумал:» Если бы не ты, мы бы все погибли.