|
– Он на мгновение смолк, давая священнику возможность полностью проникнуться могуществом церковного авторитета. – И именем Господа я употреблю сейчас эту власть. Именем тысяч мучеников, не пожалевших живота своего ради спасения нашего мира, выбравших смерть, лишь бы не подвергнуться порче. Именем мучеников нашего вероучения, служивших Святой Церкви в самые темные ее часы – и ни разу не дрогнувших, не усомнившихся, хотя испытания, выпавшие на их долю, были куда ужасней всего, что мы с вами в силах хотя бы представить. Именем этих святых людей, преподобный Дэмьен Райс, именем и светлой памятью их я отрешаю вас от сана…
Распознавшего ритуал отрешения Дэмьена поразил удар страха. – Ваше Святейшество, нет… – Их именем я изгоняю вас из касты священников и из Ордена, даровавшего вам… – Не надо!.. Патриарх стремительно шагнул вперед и, прежде чем Дэмьен успел хоть как‑то отреагировать, схватил золотой обруч Ордена. – Дэмьен Килканнон Райс, я отлучаю вас от Церкви и изгоняю изо всех ее Орденов отныне и навсегда. – Он резко потянул на себя золотой обруч – с силой, которую могла вызвать лишь ярость. Драгоценный металл врезался в затылок Дэмьена, декоративные звенья начали разрываться; там, где они вспарывали кожу, сразу же проступала кровь. Наконец Патриарх сорвал массивный обруч со священника. – Ты не достоин находиться в нашем обществе. – Он швырнул регалию на пол и наступил на нее. – А может быть, и в человеческом обществе… Какое‑то мгновение Дэмьен молча глядел на Патриарха, будучи не способен хоть как‑то ответить на его слова и поступки. Отчаяние овладело им наряду с ощущением беспредельной беспомощности. Да и что мог бы он сейчас сказать – что, способное изменить уже объявленный приговор? Власть Патриарха абсолютна. Даже Ее Святейшество, Матриарша Запада, поймет такое решение и согласится с ним. Что означает лишь одно: сам Дэмьен отныне перестает быть священником. А это в свою очередь означает, что он превращается в… ничтожество, если не в полное ничто. Потому что, как он внезапно понял, сама его личность связана с Церковью, у него нет и крупицы души, которая была бы не вовлечена в иерархию, дарованную Пророком. Что ему теперь делать? Кем ему теперь быть? Казалось, будто вокруг него сомкнулись глухие стены; ему сразу же стало трудно дышать. Шею обагряла кровь из ран, оставленных обручем; она разливалась по плечам, окрашивая белоснежную рясу в алый цвет; на шее у него теперь словно красовался новый обруч – только не золотой, а кровавый. Чего ради он, направляясь на аудиенцию, нацепил эту регалию, значащую для него на самом деле совсем немного? Что побудило его сделать этот жест? Обычно он посмеивался над всей этой ерундой… Обычно… В водовороте мыслей Дэмьен попробовал отыскать спасительную ясность. « Все не так. Почему‑то. Не так…» Он попытался вспомнить хотя бы о том, почему он вообще явился на встречу с Патриархом, – попытался и не смог. Его прошлое выглядело полною пустотой. Настоящее – морем отчаяния. Он не мог сосредоточиться ни на чем. « Да как я вообще сюда попал? И чего ради?» Перед его взором все начало расплываться. Золотой обруч. Патриарх. Тяжкая белая ряса, которую он ни разу в жизни не надевал. И еще какое‑то обстоятельство, запрятанное в глубине происходящего; нечто такое, что он чувствовал, но не мог подыскать своему чувству определения… « Все не так, – снова подумал он. – Все не так «. И комната тоже начала исчезать. Сперва задрожала, задрожала едва заметно, подобно тому, как идет бахромою край старого ковра. Потом с нарастающей скоростью. Золотой обруч затрепетал на полу, а затем и вовсе исчез. Цвета слоновой кости ряса Патриарха превратилась в столб света и вдруг растаяла. |
