— Ну все, — говорю. — Теперь я посплю, а ты покарауль наши вещи. Культуру — это важно, но компьютер — это важнее.

Он снова кивнул.

— Конечно, Фог.

И я лег спать. С компьютером под головой. Я, как ни странно, тоже слегка успокоился.

Паршиво я спал, если честно. Психанул. И не из-за обстановки, смешно сказать. Из-за Укки.

Мне снились волосатые твари. Укки, нагишом, в каком-то шевелящемся коконе, тело в этих язвочках от волосни. Потом — его голова, по которой фарш ползает; я четко видел, что глаза у него открыты, а шея очень чисто срезана, его же собственным мечом, надо полагать. Потом — что он тянет руку из какой-то расщелины между светящимися скалами, я его тяну — и у меня в руке остается его ладонь, видите ли. Отрезанная его дурацким мечом.

Короче, боялся я за него, и во сне почему-то интуитивно не сомневался, что вреда он себе может сделать куда больше, чем мне. Я несколько раз просыпался, с интервалом, кажется, минут в пятнадцать. Подниму голову, увижу, что он сидит рядом с рюкзаками, с потерянным видом, с мечом на коленях — живой — и дальше спать.

И в конце концов вырубился совсем. Провалился в сон без снов, в черную черноту.

Укки меня разбудил оплеухой. Очень эффективно. Я подскочил, и уже через миг сообразил, что вокруг совсем нехорошо. В полу поползли трещины, а через трещины выдавливалось какое-то бледно-розовое тесто, пузырящееся. Надо было срочно сваливать, мы и свалили — совершенно наугад.

Мы долго плутали. Съели еще по полплитки шоколада и еще попили, но пить все равно не по-детски хотелось. Укки вел себя почти как всегда, только шарахался от меня, если я забывался и подходил слишком близко. Было полутемно, сыро, холодно и очень гнусно, пахло, как из погреба, какой-то влажной прелью и землей, хотя этой самой земли в этом каменном и костяном царстве нигде не виднелось. И, в конце концов, мы все-таки нашли на этой отвесной стене, которая вела в верхнюю пещеру, такую расщелину, по которой нам с Укки, ни разу не альпинистам, можно было попытаться забраться наверх. Подъем там казался более или менее пологим.

Расщелина шла зигзагами; кое-где это выглядело, почти как ступеньки, только очень выщербленные. А самое главное, что волосня там не росла. Мы стали подниматься.

Укки я пропустил вперед. В этом виделось два резона: во-первых, я хотел его подстраховать, а во-вторых, лучше уж, думаю, пусть он на меня упадет, чем я на него. Я его, может быть, и удержу, а он меня, однозначно, не удержит.

Его это нервировало. И я чувствовал, что мое присутствие за спиной нервирует даже больше, чем эти скалы. А еще он цеплялся за камни, поэтому вытащить меч с должной скоростью не имел ни малейшей возможности. Но все шло терпимо. Мы кое-где просто перебирались с уступа на уступ, чуть придерживаясь, кое-где карабкались, хватаясь всеми четырьмя, благо подошвы у приличных ботинок эластичные, но такого, чтобы склон становился совсем уж отвесным, не случалось. Хотя, на мой вкус, радости мало. Даже если нога чуть скользнет — сердце заходится с непривычки. И думается, что опыта у нас нет в таких делах. Тут веревки нужны, крюки. Страховка. А мы — так, как Вседержитель положит на душу.

Мы уже поднялись довольно высоко и приостановились передохнуть в довольно глубокой нише. Теперь сверху снова виднелся этот город в клубах пара, а вокруг торчали каменные выступы и толкались, как локти. С уступа вверх поднималась этакая кривая ступенчатая дорожка, типа карниза, хорошей ширины — человек мог бы на ней лежать, в совершенно расслабленной позе. А ниша была, по-моему, размером с звездолетный гальюн. То есть, вдвоем находиться весьма неудобно и тесно, но, в принципе, возможно. Укки отодвинулся и вжался в стену изо всех сил, до синяков, наверное, только чтобы до меня случайно не дотронуться.