Я его отодвинул и встряхнул. И спрашиваю:

— Укки, что я, по-твоему, тут не хочу? Я от твоих тайн и загадок скоро с ума сойду…

Он взял себя в руки. Достал платок, вытер лицо, глубоко вздохнул.

— Прости, — говорит. — Ты, как я понимаю, не хочешь здесь меня изменять. И, по-моему, хотя я, как твой трофей, права голоса в этом вопросе и не имею, это, с твоей стороны, очень великодушно и благородно. Так делают не все. У некоторых так падает забрало, что им наплевать на чувства трофея. Потом, когда страсти улягутся, они, конечно, жалеют и раскаиваются, но разбитое сердце уже не склеить…

Я отчетливо ощутил, как у меня заходит ум за разум.

— Укки, — говорю, — а что победитель делает с трофеем?

Укки на меня посмотрел своим фирменным взглядом системы "опять спрашиваешь об очевидных вещах", пожал плечами и говорит:

— Порядочный, благородный и великодушный победитель на нем женится. Если победитель этими качествами не обладает, то возможны варианты. Впрочем, я очень надеюсь, что ты не поступишь со мной жестоко, Фог.

— Стоп, — говорю. — Укки… ты — мужчина? Точно?

Он совсем успокоился, даже хихикнул.

— Фог, — говорит, — ты что? Мы же только что сражались!

— Хороший ответ, — говорю. — Не верти. Да или нет?

— Конечно, мужчина, — говорит. И вздыхает. — Пока.

— Так, — говорю. — А если бы, не дай Господь, ты победил?

— Я бы женился, — говорит. Проникновенно. — У нас нет кровной связи. И я предан тебе.

Вот когда я понял, что жители Нги-Унг-Лян, может быть, и антропоиды, но ни разу не люди. Потому что люди разных рас, бывало, угрожали меня поиметь самыми извращенными и нецензурными способами, но уж взять замуж мне таким тоном не обещал никто и никогда.

Потому что Укки это сказал всерьез. И не в запале. И не в прикол. Он очень хорошо понимал, что говорит. А я — нет.

Он бы женился! На мне! Каково, а?!

Укки дал мне вести авиетку обратно. Сидел рядом, печальный, но спокойный. Он уже что-то решил для себя и был морально готов. А я боялся его расспрашивать прямо здесь. Мне нужна была хоть пара минут, чтобы собраться с мыслями.

Укки молчал. Он такие вещи отлично сек, никогда не лез с разговорами, когда его не просят. И за время полета я чуточку пришел в себя, так что в звездолете отвел Укки в каюту, посадил напротив и говорю:

— Рассказывай.

А он смотрит на меня святыми глазами, спрашивает:

— Что рассказывать-то? — и расстегивает молнию на комбезе.

Это уже что-то совсем новое начиналось. Потому что вообще-то Укки, существо ужасно застенчивое, в жизни не раздевался напоказ. Поведение трофея. Ладно, думаю. Я его нагишом никогда толком не видел, теперь поглядим, что там с ним такое и что его соотечественники за фрукты.

Оказалось, фрукты те еще.

Пилот мой был… ну, скажем, относительно, мужчина. Процентов на восемьдесят пять, может быть. У него, кроме обычной, имелась резервная система, незадействованная. И чтобы это оценить, его надо было изучать, не как своего пилота, а как биологический экспонат. То есть, просто, как котенка, рассматривать, которому надо пол определить. Я и рассматривал, а он не возражал. Мне бы раньше такое в голову не пришло.

И не подумайте, вовсе Укки не выродок какой-нибудь. Просто жители Нги-Унг-Лян, они вообще такие, чтоб им пусто было.

Он потом сидел на своей койке в одной рубашке и излагал, а я медленно фалломорфировал. И к концу его рассказа процесс почти закончился. Потому что Укки вовсе не был нелогичным и ненормальным. Он был совершенно нормальным антропоидом нечеловеческого типа.