|
– Да. – Я нахмурилась. – Вы что, записываете? Я слышала, как щелкают клавиши. Это раздражало: они явно намерены добиться сво-его и вынудить меня найти время. Будут слать мне повестки, пока я не сдамся. – Похоже, дорогая, – протянула она в своей южной манере – я так и видела, как кусо-чек яблочного пирога соскальзывает с ее губ, падает на клавиатуру, та шипит, происходит короткое замыкание, и все мои данные навеки стираются из памяти, – вы просто незнакомы с этой системой. Она вздохнула, и прежде, чем сладкие яблочные речи снова потекли из ее уст, я быст-ро спросила: – А что, обычно люди наперед знают, как это происходит? Видимо, я сбила ее с толку. – Простите? – Когда вы связываетесь с людьми, когда жизнь присылает им повестку, все заранее знают, как себя вести? – Ну-у-у, – мелодично пропела она, – некоторые знают, некоторые нет. Но для того-то я здесь и нахожусь. А что вы скажете, если мы упростим дело, и он сам к вам придет? Он не откажется, если я попрошу. Я было призадумалась, а потом до меня дошло. – Он? Она тихонько рассмеялась: – Да, это многих смущает. – И это всегда он? – Нет, иногда она. – А от чего это зависит? – Да как попало, дорогая, наобум. Никого резона тут не найти. Вот как вы или я, роди-лись уж кем родились. А что, есть проблема? Я обдумала все и не нашла проблемы. – Нет. – Итак, когда вам будет удобно, чтобы он пришел? Она снова застучала по клавишам. – Пришел? Не надо! – завопила я в трубку. Мистер Пэн подпрыгнул, открыл глаза, огляделся и снова их закрыл. – Извините, – сказала я уже поспокойнее. – Но он не может сюда прийти. – Простите, я так поняла, вы не видите тут проблемы. – Не вижу проблемы в том, что он мужчина. Я думала, вы меня об этом спрашиваете. Она рассмеялась: – Ну с чего бы я стала вас об этом спрашивать? – Не знаю. Иногда об этом спрашивают в Спа-салоне на случай, если кому не нравит-ся, что массажист – мужчина… И снова она тихонько рассмеялась: – Я вам гарантирую, он не будет делать массаж ни единой части вашего тела. «Тела» она произнесла как-то грязно. Меня передернуло. – В общем, передайте, что мне очень жаль, но сюда он прийти не может. Я оглядела свою непрезентабельную студию, где мне было так уютно. Милое мое оби-талище, моя персональная тихая гавань. Она не предназначена для приема гостей, любовни-ков, соседей, родственников и даже сотрудников спасательных служб, готовых примчаться, чтобы затушить пожар на коврике. Это место только мое. И Мистера Пэна. Здесь вся мебель тесно сбилась в кучу: под рукой у меня спинка дивана, позади, в двух шагах от него – двуспальная кровать. Справа кухонный стол, слева окна, а рядом с кроватью – дверь в ванную. Таковы размеры моей студии. Но это меня нисколько не напрягает. Другое дело – полный бардак, который царит в доме. Платяным шкафом мне служит пол. Я воображаю, будто бы раскиданные по нему вещи – это камни, по которым можно перейти реку вброд. Или дорога из желтого кирпича… ну, вроде того. Содержимое моего гардероба времен обеспеченной жизни оказалось куда обширней всей нынешней квартиры, так что многочисленные пары туфель нашли себе приют на подоконнике, а из длинных пальто, плащей и платьев получились занавески. Я пристроила плечики на карнизе и сдвигаю или раздвигаю их в зависимости от того, кто на небе, солнце или луна. Про ковер я уже сказала. Диван занял небольшое жилое пространство от окна до кухни, и потому попасть в нее можно, только если перелезть через диванную спинку. Нет, я не могу пригласить свою жизнь в такой бардак. |
