Алексис очнулся быстрее других. Заботливо оглядев гостей, он снова включил бар – и тот, рыча, обрушился на гроздья льда. Слушатели приходили в себя, но аплодисментов не было, лишь восторженные возгласы шепотом и приглушенно‑тихий обмен впечатлениями. Регина Аболафия негромко заговорила с Алексисом. Я попытался прислушаться, но мой бокал уже был готов.

– Да, благодарю... – перехватив портфель, я с улыбкой взял напиток.

Когда сенатор Аболафия отошла от Певцов, они взялись за руки, по‑прежнему глядя друг другу в глаза. Потом они присели.

Какое‑то время я стоял один в кольце деревьев и слушал музыку: туш де Лассуса в трех канонах, аранжированный запрограммирован для аудиосистем.

Вспомнилось: в последнем номере какого‑то литературного еженедельника отмечалось, что это единственный способ избавиться от необходимости освоения тактовых перепадов, навязанных современной музыке пятью веками ритма. Еще с неделю это будет модным развлечением на вечеринках.

– Простите...

Обернувшись, я увидел Алексиса. Руки его откровенно дрожали, словно скучая по бокалу. Он был чем‑то взволнован.

– ...но если верить нашему юному другу, у вас есть то, что могло бы меня заинтересовать.

Я уже было приподнял портфель, но Алексис меня остановил. Богатый выскочка.

– Не надо, не надо. Пока ни к чему. Даже лучше и вовсе не видеть. Я хочу вам кое‑что предложить. Разумеется, меня интересуют вещи, которые у вас имеются, если только они в самом деле такие, как их описал Ястреб. Но сегодня у меня в гостях человек, который может проявить еще большее любопытство.

Это звучало странно.

– Понимаю, звучит это странно, – согласился Алексис, – но я подумал, что вас может заинтересовать его цена. Я всего лишь чудаковатый коллекционер, и деньги, которые я мог бы предложить, соответствует тому, для чего я их стал бы использовать, то есть предмету бесед с такими же чудаками – ввиду... ммм... характера покупки мне пришлось бы резко ограничить круг своих собеседников.

Я кивнул.

– А вот мой гость нашел бы им куда более достойное применение.

– Нельзя ли узнать, кто этот гость?

– Право же... Ястреб уже указал мне на непростительную нескромность расспросов... меня интересовали вы, но я понимаю, что... впрочем, в равной мере нескромно судачить о любом из гостей... – он усмехнулся. – Но несмотря на это, нескромность – вовсе не худший компонент горючего, разгоняющего общественный механизм, мистер Харви Кадуолитер‑Эриксон...

Он снова улыбнулся – теперь с видом заговорщика. Или – сообщника?!

Я никогда не был Харви Кадуолитер‑Эриксоном; с другой стороны, Ястреб никогда не был несмышленышем. А прикинув, я вспомнил о вольфрамовых магнатах Кадуолитер‑Эриксонах из Тайтиса‑на‑Тритоне. Ястреб был не просто умницей, пресса писала о том, что он великолепен, и это чистая правда.

– Полагаю, в качестве второй нескромности вы все же назовете мне имя таинственного гостя?

– Ну что ж, – хмыкнул Алекс с улыбкой добравшегося до канарейки кота, – Ястреб согласен, что тот Ястреб вполне мог бы проявить любопытство к... – (он показал на портфель), – и он его действительно проявил.

Я нахмурился. И в голове промелькнуло множество мыслишек, которые я в свое время еще сформулирую.

– Тот Ястреб?

Алекс кивнул.

Не думаю, что мой взгляд был так уж грозен.

– Будьте добры, пришлите сюда на минутку нашего юного друга.

– С удовольствием. – Алексис, отвесив церемонный поклон, удалился.

Минуту спустя по камням меж деревьев поднялся ухмыляющийся Ястреб. Увидев, что я вовсе не улыбаюсь, он остановился.

– М‑м‑м‑м.