— Салех Аль-Рахим по прозвищу Маштагар, выходи!

Вслед за этим внутри дворца раздался возмущённый крик, причём не мужской, а женский:

— Ты Маштагар? Будь ты проклят, обманщик! Забудь о том, что я поклялась защищать тебя от врагов!

Тут же раздался истошный вопль:

— Стой, шелудивая обезьяна! Заклинаю те…

С заклинанием у Маштагара получился облом. В том смысле, что из большого пролома кубарем выкатились толстый, как хорошо откормленный к Новому году боров, колдун в белом одеянии, большой чалме и с длинной бородой, а также колдунья в чёрном наряде японского ниндзя, которая была свирепее дикой кошки. Раскосые глаза этой бестии горели дьявольским огнём и она, приложив старца к бетону приёмом то ли айкидо, то ли дзюдо, прорычала:

— Делайте с этим старым мерзавцем, что хотите, он больше не находится под моей защитой, и, вообще, мне пора домой.

Девица тут же исчезла, а Маштагар вскочил на ноги и взревел:

— Ну, и проваливай! Я своего добился! Шагар привёл ко мне Рыжего волка и сейчас я им займусь.

Салех Аль-Рахим, выронивший свой колдовской посох, шевельнул пальцами и тот влетел в его руку. Дожидаться атаки колдуна я не стал. Она могла оказаться для меня смертельной. Рванувшись, я в прыжке превратился в волка и ещё через три прыжка устремился к нему в пологом, стремительном полёте, нацелившись на его глотку. Всё-таки старость не радость. Маштагар, похоже, давно уже забыл, что такое схватка с воином-волком, причём здоровенным, и набравшимся опыта. У меня и в мыслях не было перегрызать ему глотку. В таком случае он обязательно возродится. Зато старый колдун этого не понял и вместо того, чтобы пустить в ход свой колдовской посох, попытался защититься им от моих зубов.

Дурашка, кто же так делает. Будь я щенком с молочными зубами, этот трюк ещё прорезал бы, но мои зубы были крепче алмаза, а своими челюстями я мог перекусить стальной кругляк. Его посох я разгрыз, как сахарную косточку, хотя и не имею привычки глодать кости. Маштагар, получив в грудь мощнейший удар, в теле волка я ведь вешу полтора центнера, ляпнулся на пятую точку, взвизгнул по-бабьи, перевернулся на четвереньки и стал удирать. Моему взгляду предстала просто чудная картина — здоровенный зад древнего колдуна и просто шикарная возможность опустить его гораздо ниже плинтуса. Одним прыжком я догнал его, и мои челюсти пришли в движение. Когда-то я читал, что больнее укуса волка, укус сразу двух волков. Фигня! Того, кто написал это, просто никогда не кусал матёрый волк-оборотень, то есть волк-воин.

Своим первым укусом, я начисто снёс Маштагару правое полупопие, вторым левое, а третьим — превратил в крошево крестец, и добился желаемого. Старое, злобное чудовище ретировалось с поля боя без задницы, сопровождаемое оглушительным хохотом колдуна Шагара, который по достоинству оценил мою остроумную месть. Теперь Салеху Аль-Рахиму только и оставалось, что повеситься. Он мало того, что потерял свой колдовской посох, который я перекусил, так ещё и начисто лишился задницы и быть ему теперь во веки веков объектом насмешек всех, кто об этом только узнает. Вообще-то самое главное заключалось в том, что теперь вся порча, которую он навёл на людей и хоть что-либо, обратится против него, а этого не сможет выдержать ни один колдун на свете, даже самый великий. Зато с меня взятки гладки, я ведь даже не сделал попытки убить древнего колдуна.

Снова обернувшись человеком, я первым делом бросился к обломкам посоха и засунул их в бездонные карманы своего пальто. Ко мне, весело смеясь, подбежали дед и внук, одетый в кожаную куртку, джинсы и берцы.