|
Когда они промчались мимо, пассажиры автобуса посмотрели им вслед. Все молчали. За всю поездку почти никто слова не вымолвил. Только маленькая девочка смеялась и играла в проходе. Лет двух, не больше; в белокурых волосах девочки был голубой бант. Гребер увидел первые улицы. Они оказались целы и невредимы. Он вздохнул с облегчением. Автобус, тарахтя по камням, провез его еще немного и через несколько минут остановился. - Выходить! Всем! - Где мы? - спросил Гребер своего соседа. - На Брамшештрассе. - Разве автобус дальше не пойдет? - Нет. Сосед сошел. Гребер последовал за ним. - Я в отпуск приехал, - сказал он. - Первый раз за два года. - Нужно же было хоть кому-нибудь сказать об этом. Сосед посмотрел на Гребера. На лбу у него был свежий шрам, двух передних зубов не хватало. - Вы где живете? - Хакенштрассе, 18, - ответил Гребер. - Это в старом городе? - На границе старого города. Угол Луизенштрассе. Оттуда видна церковь святой Катарины. - Так... н-да... - Человек взглянул на темное небо. - Ну что ж, дорогу вы знаете. - Конечно. Такие вещи не забываются. - Разумеется, нет. Всего доброго. - Спасибо. Гребер зашагал по Брамшештрассе. Он смотрел на дома. Они были целы. Смотрел на окна. Все они были темны. Ну, понятно, противовоздушная оборона, подумал он. Это было, конечно, ребячеством, но он почему-то не ждал затемнения; он надеялся, что город будет ярко освещен. А между тем это надо было предвидеть. Торопливо шел он по улице. Поравнялся с булочной, но в ней не было хлеба. В окне стояло несколько бумажных роз в стеклянной вазе. Затем он миновал бакалею. В витрине лежало множество пакетов, но это была бутафория. Он дошел до лавки шорника. Гребер хорошо помнил ее. Здесь за стеклом было выставлено чучело гнедой лошади. Он заглянул в окно. Лошадь все еще там, уцелело даже чучело черно-белого терьера, - он стоит перед лошадью, задрав голову, и словно лает. Гребер на минуту задержался перед этим окном, в котором, несмотря на все события последних лет, все осталось по-старому. Потом отправился дальше. Он вдруг почувствовал себя дома. - Добрый вечер, - сказал он незнакомому человеку, стоявшему на ближайшем крыльце. - Добрый вечер... - удивленно отозвался тот через несколько мгновений. Подкованные сапоги Гребера гремели по мостовой. Скоро он стащит с себя эту тяжесть и разыщет свои легкие гражданские башмаки. Он вымоется прозрачной горячей водой, наденет чистую рубашку. Гребер пошел быстрее. Улица под его ногами как будто выгибалась, точно она была живая или насыщена электричеством. Потом вдруг потянуло дымом. Он остановился. Это не дым из трубы, и не дым от костра; это запах гари. Посмотрел вокруг. Но дома были целы, крыши не повреждены. |
