Вообще же, тот факт, что два выступления Клементса перед жюри сильно различались, под сомнение поставлен быть не может – об этом говорили сами члены жюри, слышавшие Клементса в обоих случаях. Фактически Клементс обвинил уважаемых людей в том, что они оболгали его, но после такого обвинения следовало объяснить зачем же они это делают?

В общем, обвиняемый растекался мыслью по древу, но самое интересное началось тогда, когда он выдохся, по-видимому, посчитал, что дело сделано и показания можно заканчивать. Однако тут стал задавать вопросы обвинитель. Вопросы оказались острыми, по существу, без лишних эмоций. У Клементса спросили, подтверждает ли он свой рассказ о посещении Генри Калбертом фермы Эдмондсонов во второй половине дня 25 ноября? Роберт подтвердил, что сейчас он уверен в точности своих воспоминаний – Калберт действительно приезжал тогда на ферму и уединялся с Лили Эдмондсон. А чем же Клементс занимался накануне? Рубил дерево в лесу… И много нарубил? Много, два воза дров… Что ж, отлично!

Этим перекрёстным допросом заседание суда закончилось. Обвинение попросило перенести прения на следующий день, поскольку ему требуется некоторое время для подготовки к продолжению процесса. В этом месте всем присутствующим стало ясно, что интрига затягивается всё туже, у обвинения имеется в арсенале нечто важное, но что это могло бы быть никто предугадать не брался. И правильно, потому что сложно было предугадать что же именно произойдёт далее.

На следующий день, 27 февраля, судебное заседание открылось в 08:45. Открылось оно довольно неожиданно, судья Верт вдруг решил ещё раз допросить обвиняемого, несмотря на то, что тот закончил давать показания накануне. Допрос был довольно лаконичным, судья лишь прошёлся тезисно по основным утверждениям Клементса, сделанным ранее, и уточнил детали – где происходило то или иное событие? когда? кто был свидетелем? Нетрудно догадаться, что судья неспроста надумал вернуться к допросу – он явно решил зафиксировать обстоятельства с максимальной точностью, дабы не дать обвиняемому возможности утверждать в дальнейшем, будто его неправильно поняли и говорил он совсем иное.

Покончив с этим блиц-допросом буквально за четверть часа, судья предложил обвинению высказаться по существу сделанных обвиняемым заявлений. И вот тут началось самое интересное – обвинение стало вызывать одного за другим свидетелей, опровергавших буквально каждое слово, сказанное ранее Робертом Клементсом.

Занявший свидетельское место Джордж Гайер сообщил, что ему хорошо известно самое толстое дерево в местном лесу, расположенное на удалении около 180 ярдов (~160 метров) от дома, занятого в ноябре минувшего года семьёй Клементс. Дерево это было срублено в первой декаде ноября, приблизительно за 2 недели до убийства Эдмондсонов, причём после этого крупные фрагменты ствола и ветки были распилены и подготовлены к вывозу. Судя по состоянию коры, подсохшей к тому времени, когда остатки этого дерева видел Гайер, дерево было разделено на фрагменты примерно десятью днями ранее. Кто его срубил и распилил свидетель не знал.

В этом месте судья остановил Гайера и обратился непосредственно к Клементсу, спросив, может ли тот пояснить что-либо относительно данного заявление свидетеля? Подобное обращение, разумеется, являлось некоторым нарушением процедуры, поскольку судебное заседание превращалось в аналог очной ставки, но судья Верт, очевидно, посчитал подобное отклонение от нормы допустимым. На Боба Клементса было больно смотреть – он явно оказался застигнут врасплох как словами Гайера, так и обращением к нему судьи.