Суд над Говардом Литтлом открылся 24 ноября 1909 г. в городе Тэйзвелл (Tazewell), административном центре одноименного округа.

Кульминацией процесса явились показания Мэри Ли (Mary Lee), женщины, проживавшей в семье обвиняемого и наблюдавшей за поведением Говарда буквально с самых первых часов после трагедии. Суть её показаний вкратце была изложена выше. В суде женщина высказалась более развёрнуто, отчасти это случилось потому, что её допрашивал адвокат обвиняемого и делал он это довольно неловко. Адвокат не только не сумел доказать бессмысленность некоторых утверждений свидетельницы, но напротив, позволил ей сообщить многие детали, которые не прозвучали в первоначальных показаниях, отчего доверие присяжных словам Мэри Ли только укрепилось.

Мэри рассказала об отсутствии Литтла дома в ночь убийства и появлении поутру влажной одежды, сушившейся в комнате обвиняемого. Она заявила, что столик у кровати Литтла был чистым, словно его протирали тряпкой. Удивительно, конечно, что может быть необычного в протёртом столике и как вообще в темноте можно заметить, что столик чист, но вопросы такого рода почему-то не пришли в голову ни адвокату, ни судье. Мэри Ли рассказала про пресловутую рану на ноге Литтла, и рассказ этот прозвучал не очень убедительно. По её словам, спустя примерно 2 часа после завтрака Говард сменил повязку на ране на ноге, пояснив, что порезался сегодня утром – именно тогда Мэри Ли и увидела рану. По её мнению, рана была сухой и выглядела так, словно была нанесена не несколько часов назад, а гораздо раньше. Вопрос о состоянии раны и давности ранения, следует признать интересным, но и спорным одновременно. Мэри Ли не была врачом и мы можем вполне обоснованно задаться вопросом, насколько точно она могла определить давность пореза, если рана была своевременно промыта, обработана антисептиком и аккуратно забинтована? Чтобы как-то усилить в этом месте эмоциональный накал, свидетельница заявила, будто Говард Ли, демонстрируя рану, выглядел очень беспокойным.

Всё это звучало как-то несерьёзно и крайне субъективно.

Но вот затем свидетельница заговорила о событиях более подозрительных. Она сообщила суду о световых сигналах, поданных обвиняемым в окно. После их подачи Говард Литтл поставил керосиновую лампу на подоконник и позади неё установил вертикально два журнала, сделав некое подобие экрана, благодаря которому свет лампы направлялся в тёмное окно и не попадал в комнату. Эти манипуляции следует признать, конечно же, весьма странными и очень бы хотелось выслушать объяснение самого Литтла на сей счёт. Но тот, как мы знаем, свидетельствовать отказался.

Что было важнее, Мэри Ли подтвердила факт появления у Литтла револьвера 32-го калибра, ему не принадлежавшего. Передача обвиняемому такого пистолета подтверждалось другими свидетелями, так что тут Мэри Ли дала показания, прекрасно согласовывавшиеся с данными следствия. И Литтлу подобные утверждения ничего хорошего не сулили.

Врач, проводивший судебно-медицинское вскрытие трупа Джорджа Медоуса и извлекший из него пулю 32-го калибра, заявил, что она имеет тот же вес и конструкцию, что пули в патронах, извлеченных из барабана револьвера, найденного у Литтла.