Но вместо радушного приёма он увидел, что у Джозефа Бархрадта появился новый друг для интимных утех — 17-летний юноша, который в глазах «папика» во всех отношениях оказался привлекательнее. Скандалы на почве ревности среди гомосексуалистов происходят ничуть не реже, чем у гетеросексуальных пар и накал страстей у этой публики может достигать высочайшего градуса.
Именно конфликт, сформировавшийся на почве ревности, мог послужить катализатором последовавшего убийства. Возможно, у этого конфликта были некие промежуточные стадии, скажем, Дадли мог угрожать Джозефу шантажом или просто грозить расправой — это не очень важно для нас. Важно то, что интимные отношения, сложившиеся между Дадли и Барнхардтом ранее, могли обусловить возвращение Берта на эту ферму в декабре. Это хорошее объяснение, достоверное и логичное.
В той же плоскости — скрытой от окружающих гомосексуальности — может лежать природа конфликта, завершившегося убийством супругов Мюллер. Объяснение ссоры, озвученное Бертом Дадли в его признательных показаниях, звучит довольно странно. Ну, в самом деле, Берт — обычный батрак, наёмный рабочий — начинает спорить со своим работодателем о том, как лучше использовать воловью упряжь и самих волов и это при том, что волы и упряжь принадлежат самому работодателю. В такой причине конфликта есть что-то абсурдное… Какое дело батраку до того, как своим имуществом распоряжается фермер, правда? Причём этот странный и даже бессмысленный спор достигает такого градуса накала, что заканчивается убийством сначала одного из спорящих, а затем и его жены.
Как-то всё это очень лукаво звучит, не находите? А вот если допустить, что Берт Дадли оказался растлителем подростка, работавшего на ферме и об этом узнал Генри Мюллер, то конфликт моментально начинает играть другими красками. А если допустить, что Генри Мюллер и сам был не без греха и растлителем подростка являлся именно фермер, а Берт Дадли узнал об этом и решил его шантажировать, то всё становится ещё интереснее. И достовернее. Вот тут уже становится понятно, почему Генри Мюллер схватился за нож, а Берт — за ружьё, и почему убив Гертруду Мюллер, он не стал убивать юношу [тот никому не расскажет о своих подлинных взаимоотношениях с участниками конфликта!].
В этом месте кто-то может спросить, для чего автор углубляется в пикантные детали и пытается отыскать неочевидные объяснения этим двум преступлениям, коли они не связаны с «Убийцей топором»? Эти детали важны для понимания того, почему между указанными убийствами имел место значительный перерыв — более 5 лет — и почему Берт Дадли, если он действительно убил Барнхардтов, не совершал подобных преступлений на протяжении этого интервала времени. Если мы игнорируем возможную гомосексуальность Дадли, то понять причину более чем 5-летнего перерыва сложно, а вот если мы допустим существование у Берта подобной девиации, то всё сразу разъяснится. Берт Дали не был профессиональным грабителем и не являлся прирожденным убийцей — это был мелкий бутлегер, который довольствовался маленьким гешефтом и для него убийство всякий раз оказывалось мерой вынужденной и нежелательной по большому счёту. И убийство на ферме Барнхардтов, и расправа над супругами Мюллер явились следствием конфликтов, никак не связанных с жаждой стяжания.
Но совершив эти преступления, Берт Дадли решил использовать полученную выгоду по-максимуму. Поэтому к убийству добавилось ограбление.
Деталей, произошедшего на ферме Барнхардтов, мы, к сожалению, никогда не узнаем, поскольку человек, который мог бы их рассказать, был линчеван и все свои секреты унёс в могилу. В этом, кстати, кроется громадная социальная опасность любого самосуда — он не только подрывает фундамент правовой системы, но и делает невозможным полное и объективное установление всех деталей преступлений ввиду невозможности допроса жертвы самосуда. |