Егор Сурин принадлежал к третьему типажу. Пусть его материал не подкреплен документально, пусть многие выводы дискутабельны, пусть едкие характеристики на грани фола и из-за них можно оказаться ответчиком в суде, если герой статьи прочтет и разобидится, — но прочтет ли? — однако, надо отдать ему должное, Егор талантлив. Его талант в том, что он с лету ловит витающие в воздухе свежие идеи и легко доводит их до ума.

Главный редактор прекрасно знал, что все воруют друг у друга идеи, даже мэтры журналистики частенько этим грешат, но ведь и украсть нужно уметь так, чтобы обиженные коллеги не завопили: „Он воспользовался моими ноу-хау!“ Идея — очень эфемерное понятие, одну и ту же мысль можно высказать по-разному, а если человек умеет облечь ее в такие фразы, что сходство с оригиналом становится весьма отдаленным, но суть при этом не меняется, то это и в самом деле своеобразный талант, хотя, положа руку на сердце, конечно же компиляция.

В журналистских кругах Егор Сурин имел определенный авторитет и мог бы перейти в другую редакцию. Но ему было лень. Многотиражные газеты на слуху, яркий материал тут же становится предметом всеобщего обсуждения, а потому руководители боятся подставиться и требуют от журналистов проверенных фактов, а не голословных утверждений.

Егор полагал, что уже давно вышел из того возраста, когда нужно стирать подошвы в поисках документальных доказательств своих порой неожиданных выводов, а потому предпочитал непыльную работенку в еженедельнике „Все обо всем“. Несколько часов за анализом периодики, потом еще несколько часов за компьютером — и свободен. Все оставшееся время можно плевать в потолок, сидеть с приятелями за бутылочкой, судача на злободневные темы, играть в преферанс, толкаться на журналистских тусовках, дабы не отстать от жизни и держать нос по ветру, улавливая витающие в воздухе идеи, которые можно сделать темой следующей статьи. А в начале каждого месяца получать зарплату. Правда, ее хватает от силы на неделю, но за двадцать семь лет журналистской работы Егор Сурин оброс многочисленными друзьями-приятелями, которые не оставят в беде, накормят-напоят и вовремя дадут знать о предстоящем мероприятии, обещающем халявную выпивку и закусон.

В общем, на жизнь журналист не жаловался, за свое место в еженедельнике не держался, — если выгонят, устроится в другое, — а потому ничуть не боялся гнева грозного Змея Горыныча.

Егору уже надоело ждать, когда наконец грянет буря, да и коллеги выразительно поглядывали на него — мол, ты самый смелый, пойди узнай, в чем дело и кого вскоре вызовут на ковер. И Егор Сурин решил оправдать доверие коллектива.

Приоткрыв дверь в приемную и предусмотрительно просунув лишь голову, сохраняя возможность ретироваться с честью, но своевременно, — на случай, если дверь кабинета Самсоныча придет в движение, возвещая о скором выходе начальства, — Егор подмигнул Лене и шепотом спросил:

— Чего старикан затаился-то? Копит силы для будущего цунами?

Секретарша пожала плечами, зажала мембрану трубки рукой и тоже шепотом ответила:

— Левин принес какие-то материалы и наябедничал.

— На кого?

Леночка Федоренко относилась к Егору с симпатией — ироничный журналист, творец хлестких ярлыков никогда ее не задевал. Потому секретарша быстро попрощалась с бойфрендом, рискнув оставить отношения невыясненными, положила трубку и пожала плечами:

— Понятия не имею.

— А кто сдал материал в номер последним?

— Марго.