– Возможно. Мне об этом ничего не известно.

– Не забывайте, что, если вы утаите сейчас что‑то, на что потом будете ссылаться в суде, это выйдет вам боком. А сейчас у вас есть шанс восполнить недосказанное.

– Я уже сказал вам все, что знал.

– На самом деле вас с Марком и Лоуренсом связывали куда более тесные отношения, чем вы говорили, верно?

– Возможно. Сложно сказать. С ними не так просто было подружиться.

– А о чем вы говорили в «Красном петухе»?

– Извините, я вас не понял.

– Да хватит вам, Дерек, – вмешался Бэнкс. – Вы прекрасно все поняли. Этот паб – не самое подходящее место для двух образованных эстетов вроде вас с Хардкаслом. Почему вы ходили именно туда? Из‑за караоке? Неужели считаете себя новым Робби Уильямсом?

– Когда мы там бывали, никакого караоке не было. Там было тихо. И пиво у них хорошее.

– Пиво у них дрянь, – возразил Бэнкс. – Думаете, мы поверим, будто вы ходили туда ради пива?

Ваймен взглянул на Бэнкса, а затем умоляюще посмотрел на Энни, словно та была его спасательным тросом, якорем, который поможет ему удержаться на плаву здравомыслия и безопасности.

– Дерек, что там случилось? – мягко спросила она. – Расскажите нам. Мы слышали, что Марка Хардкасла расстроили какие‑то ваши слова и что вы его успокаивали. Что между вами произошло?

– Ничего. – Ваймен вновь воинственно скрестил руки на груди. – Я не помню.

– Нет, так ничего не выйдет, – снова вмешался Бэнкс. – Похоже, пора нам переходить на более официальное общение.

– Что вы имеете в виду? – забеспокоился Ваймен. – Что значит более официальное?

– Главный инспектор Бэнкс не отличается терпением, – улыбнулась Энни. – Ничего страшного. Сейчас мы с вами беседуем неофициально. Мы надеялись, что это поможет разрешить все наши вопросы. Нам ведь совсем не хочется заниматься всякой скучной рутиной вроде арестов, обысков дома и личного имущества, взятия образцов крови, отпечатков пальцев и прочего. Пока что не хочется. Все‑таки сейчас еще можно уладить все гораздо быстрее и проще.

– Вы меня не запугаете, – заявил Ваймен. – Я знаю свои права!

– Это касалось работы? – спросила Энни.

– Что?

– Вы с Марком в «Петухе» обсуждали рабочие дела?

– Возможно. Обычно мы говорили именно о работе. Я уже упоминал, что мы были больше коллегами, чем друзьями.

– Вы расстроились, узнав, что Марк хочет сам заниматься режиссурой и собирается организовать в Иствейлском театре труппу из профессиональных актеров? Ваш статус режиссера оказался под угрозой, верно? А ведь вы, наверное, только и отдыхаете что в театре. Особенно после целого дня в компании ребятишек вроде Ники Хаскелла или Джеки Биннса.

– Но ведь не все такие.

– Надеюсь. Но все равно общение с такими детьми угнетает. А вы искренне любите театр, не так ли? По сути, это единственная ваша страсть. И тут Марк Хардкасл, уже имеющий славу прекрасного сценографа, решает заделаться режиссером. Художественный руководитель собственного театра. Человек вне конкуренции. Так получается?

– Да Марк даже детский утренник не сумел бы срежиссировать, – фыркнул Ваймен.

– Зато он был восходящей звездой, – возразил Бэнкс. – И работал в профессиональных театрах. У него было много идей. Его труппа принесла бы Иствейлскому театру куда больше славы, чем жалкая кучка фанатиков из местного «Сообщества любителей драмы».