Он всерьез спросил меня об этом?

Это полная неожиданность. Он, вероятно, сам не продумал это до конца. Он все еще улыбается. Наверное, сейчас рассмеется над тем, что ляпнул такое, не подумав. У него даже нет кольца. Ясно, что это просто случайность.

– Грэм…

Он сует руку под одеяло. Когда он вытаскивает ее, на ладони лежит кольцо. Ни коробочки, ни подарочной упаковки, никаких изысков. Просто кольцо. Кольцо, которое оказалось у него в кармане в нужный момент. Все он продумал.

Я подношу руки ко рту. Они дрожат от неожиданности, я теряю дар речи и боюсь, что не смогу ответить ему вслух, потому что у меня перехватило горло. Но я почему-то шепчу: «О боже».

Грэм убирает мою левую руку ото рта и держит кольцо рядом с моим безымянным пальцем, но не пытается надеть его. Вместо этого он наклоняет голову, чтобы обратить на себя мое внимание. Когда наши глаза встречаются, он смотрит на меня со всей искренностью и надеждой в мире.

– Будь моей женой, Квинн. Чтобы мы вместе пережили все моменты пятой категории.

Я киваю еще до того, как он успевает договорить. Киваю, потому что если попытаюсь произнести да, то начну плакать. Даже не верится, что он сумел сделать этот идеальный уик-энд еще лучше.

Как только я начинаю кивать, он шумно и с облегчением вздыхает, а потом смеется. И прикусывает губу, надевая кольцо мне на палец, потому что не хочет, чтобы я видела, что у него тоже перехватило горло.

– Я не знал, какое кольцо тебе подарить, – говорит он, поднимая на меня глаза. – Но ювелир сказал, что обручальное кольцо символизирует бесконечный круг без начала, середины или конца, и я не хотел, чтобы этот бесконечный круг прерывали бриллианты. Надеюсь, тебе понравится.

Изящное, тонкое золотое кольцо без камней. Оно не говорит о том, сколько у Грэма денег. Оно говорит о том, как долго, по его мнению, продлится наша любовь. Вечность.

– Это совершенство, Грэм.

24. Настоящее

– …внематочная беременность на стенке, – говорит она. – Очень редкий случай. Вероятность такого типа внематочной беременности менее одного процента.

Грэм сжимает мою руку. Откинувшись на подушку, я хочу сейчас только одного: чтобы врач вышла из палаты и я могла снова заснуть. От лекарства меня клонит в сон так, что мне трудно воспринимать то, что она говорит. Но мне это и необязательно: я знаю, что Грэм ловит и запоминает каждое ее слово. «Две недели постельного режима», – последнее, что я слышу от нее, прежде чем закрыть глаза. Я знаю, что любитель математики у нас Грэм, а не я, но чувствую, что теперь буду одержима этой цифрой – менее одного процента. Оказывается, шансы забеременеть после стольких лет попыток были больше вероятности того, что беременность окажется внематочной и стеночной.

– В чем была причина? – спрашивает Грэм.

– Скорее всего, эндометриоз, – отвечает врач.

Она объясняет какие-то подробности, но я не слушаю. Я наклоняю голову к Грэму и открываю глаза. Он пристально смотрит на доктора, внимательно слушая ее ответ. Но я вижу, что его что-то беспокоит. Правой рукой он прикрывает рот, левой все еще сжимает мою руку.

– А мог ли… – Он смотрит на меня сверху вниз, и его глазах полны беспокойства. – Мог ли стресс вызвать выкидыш?

– При таком типе беременности выкидыш неизбежен, – говорит она. – Сохранить ее невозможно. Она прервалась, потому что внематочная беременность нежизнеспособна.

Выкидыш случился у меня девятнадцать часов назад. Только теперь я понимаю, что Грэм все эти девятнадцать часов думал, будто он каким-то образом в этом виноват. Боялся, что все случилось из-за нашей ссоры.