Как это у них нет платка? Ну вот это, вот этот предмет как называется?.. Тряпка? Так и говорят? О, Господи! Ну, а как на вашем языке «тряпка»? ХХААПИИСКО-ТАМА? А во множественном числе? Вот, не одна тряпка, а две, три… как сказать «тряпки»? — ХХААПИИСКО-ТАМА КУУНДУКА… О, Господи, сейчас запишу. Скажи еще раз. Так. А «связывать»? Глагол такой, действие такое — «связывать»? «У»? Как это, просто «У»? Одна буква? Ну, допустим, это как раз легко запомнить: ХХААПИИСКО-ТАМА КУУНДУКА У — и все! А как «проверять»? Понимаешь слово — «проверять»? Как по-вашему? Тоже «У»? Не может быть! Точно? И «связывать», и «проверять» одинаково? Вы ничего не проверяете? Вот это да! А я ничего не понимаю. Ну, ладно, запомним — «У».
Мука! Зато успех Володя имел всегда оглушительный! Владельца часов, которые исчезли с руки, а потом благополучно вернулись, нельзя было остановить от визгливого смеха. Когда Володя, доброжелательно улыбаясь, сказал: «КХАТ! КААМУНО СКАЛИ НЭ ОБО ХХААПИИСКО-ТАМА КУУНДУКА У» и вытащил из цилиндра связку платков — представление можно было не продолжать, и дипломатический визит можно было считать законченным. Вся публика — господа в смокингах, тюрбанах и фесках, дамы в хитонах, накидках и сари — все свалились с кресел на пол и стали корчиться в неудержимом приступе гомерического хохота.
То ли переводчик чего недопонял, то ли Володя не до конца овладел местным произношением — неизвестно, но эффект был ошеломительный.
Володя объяснял мне, что все дело, очевидно, в контексте. Как вот, к примеру, в английском языке. Видишь в словаре, допустим, слово «рукоятка», а оно же имеет второе значение: «получать сведения, наматывать на ус» и тут же третье (морск.): «спускать корабль на воду со стапеля». Все дело в контексте в каком сочетании употребляется слово. А так как в данном случае разноцветные зрители впервые в жизни видели явление, подобное Володе Долгину, то это ни с чем не сочеталось, и потому получилась такая чертовщина, что только и оставалось упасть на пол и хохотать до самого фуршет-коктейля.
Скороговорочка, произнесенная сотни раз, записанная однажды на листке из школьной тетради, за последние три десятка лет была переведена на большее количество языков, чем произведения Шекспира, Пушкина и Вальтера Скотта.
Об этом и плакался мне Володя Долгин, лежа на ялтинском пляже после утреннего купания. «Надоело! — говорил он. — Вот как вы в театре играете все время новые пьесы, так и мне хочется обновиться. Придумай мне программу. Трюки я любые срепетирую, но нужна идея. Понимаешь меня? Я многих просил, но не верят — думают, чего ему еще надо — в загранку ездит, весь мир повидал. А я ничего не видел, кроме лиц переводчиков. Не верят».
Высоко в небе летел медленный самолет. Было облачно, и самолет то появлялся, то исчезал. Даже удивительно, как медленно он летел. Или дело не в скорости, просто слишком высоко, поэтому так казалось.
Володя говорил: «Завидую тебе, что ты без снотворного спишь. А я не могу. Дергаюсь. У меня хорошее снотворное — швейцарское. ТАМ покупал. Не подделка. Сперва принимал полтаблетки — чудно засыпал. Потом замечаю — не берет. Стал брать по целой. Было ничего. А последнее время, вроде, хочу спать, и глаза закрываются, а в голове все равно будто турбина крутится…».
Помолчали. Крикливые женщины с соседних лежаков забрали своих детей и погнали их, как гусей, в гору — завтракать. Они питались в первую смену, а мы с Володей во вторую. Прибой усилился. Волны тяжело шмякались о большие камни. Брызги летели далеко и попадали нам на ноги. Это было приятно.
Володя говорил: «Может, все поменять, а? На корню поменять, понимаешь? Сделать в стиле «Старик Хоттабыч» — с бородой, в халате? А?. |