А я как раз чувствую — действует таблетка, самое ей время. Сел в кресло. Даже приемник включил, чтобы не заснуть. И тут же заснул. Прямо в кресле.

Часа в три — звонок. Я совсем ничего не соображаю. Продираю глаза. Хватаю трубку.

Гриша кричит: «Есть! Бери ручку, записывай».

Я дергаюсь. Ручку найти не могу, бумагу найти не могу, очки потерял. А в трубке, слышно, поют что-то, кричат. Гриша говорит: «Ну, готов наконец?».

«Готов».

«Значит, так: ты выходишь в форме официанта. Да-а, забыл, это надо показывать обязательно на пароходе. На волжском пароходе».

«Как на пароходе? А если просто в концерте?»

«Это надо еще подумать. Это новая проблема. Потом придумаем, не перебивай меня! Ну, в общем, выходишь ты в костюме официанта — брюки, конечно, отглаженные, ботинки, носки, что там еще… Ты слушаешь меня?»

«Ну, слушаю, слушаю».

«Ты записываешь?»

«Чего записывать? Ну, брюки, ботинки… дальше что?»

«А дальше вот что: на тебе куртка такая, знаешь, с погончиками в виде таких кисточек и галстук-бабочка. Записываешь?»

«Чего записывать? Ну, бабочка…»

«Не перебивай! На тебе бабочка, погончики… а в руке у тебя салфетка. Понял?»

«Понял. Дальше».

«А теперь самое главное. Ты показываешь левую руку. Держишь ее так растопырив пальцы снизу, как будто на ладони что-то лежит… И говоришь… Записываешь?»

«Записываю».

«И говоришь: «Видите, ничего нет!». Потом — накрываешь ладонь салфеткой. Знаешь, как официанты делают? Знаешь или не знаешь? Если не знаешь, Шура Ширвиндт тебе покажет. Так вот, набрасываешь на ладонь салфетку и говоришь записывай! — говоришь: «Интересно, что мы вам предложим сегодня на десерт?». Хитро так говоришь, понимаешь, как будто тебе и вправду интересно, что там будет на десерт. И все это в костюме официанта, представляешь?»

«Ну, дальше!» — говорю я.

А Гриша орет в трубку: «А дальше ты сдергиваешь салфетку, и на ладони у тебя АРБУЗ! Здоровый, полосатый, килограмм на семь, не меньше!»

«Ну?»

«И тогда ты накидываешь салфетку правой рукой на левое плечо, видишь, все продумано! — правая рука освободилась, и ты ею поглаживаешь арбуз и, так хитро прищурясь, говоришь: «АСТРАХАНСКИЙ!». Только тут важно именно с прищуром и поглаживая, понимаешь? И говоришь: «АСТРАХАНСКИЙ!». Сможешь? С прищуром и поглаживая, сможешь?»

«Смогу».

«Ну, что, нравится?»

«Ничего».

«Не «ничего», а здорово! Это будет класс, когда ты с прищуром и поглаживая, только, знаешь, сказать надо так врастяжку: «АСТРА-ХАН-СКИЙ!» Нравится?»

«Нравится. А откуда же арбуз появится?»

«Вот-те раз! Это уж ты сам придумай. Ты фокусник, это твоя забота».

Там у них за столом захохотали, а я швырнул трубку на рычаг и полез в холодильник — чего-нибудь съесть. Все равно теперь не уснуть… Смотри, плавки уже высохли… Как жарит, а? Вроде, и облака, а все равно жарит.

«Ты купаться больше не будешь?» — спросил я.

«Нет, пойду домой. Подремлю на балконе до завтрака. Сегодня совсем не спал».

Помахивая полотенцем, он пошел наверх.

«Володя!»

Он наклонился с верхней площадки бетонной лестницы: «Чего?».

«Я вот думаю, Володя, с велосипедом, это, ей-богу, перспективная мысль. Представляешь, ты все ездишь, ездишь… а посредине висит такая цветная тряпка до полу.