— Открой же подарок, папа, — предложил Дейв, рассеянно погладив одну из собак — хромоногого колли-полукровку.

Пес-калека лизнул ему руку. Дейва вдруг охватило тяжелое, болезненное чувство. В мире столько несчастных, убогих, обиженных судьбой — и двуногих, и четвероногих… Как у отца хватает на всех сострадания и понимания? Неужели у него никогда не опускались руки?

— После ужина, сынок. — Джеймс поставил подарок на исцарапанный сосновый стол. — Поедим, тогда и открою. Садись, я тебе положу.

Двадцать минут спустя, разделавшись с рыбой, Дейв пил кофе из щербатой чашки. Он и забыл вкус отцовского кофе. Вроде и не было в нем ничего особенного — самый дешевый сорт, на который ни один гурман и смотреть бы не стал, но и в самых изысканных кофейнях Старого и Нового Света Дейву не случалось пить такого божественного напитка, как в родительском доме.

В качестве десерта Джеймс поставил на стол коробку тянучек — тоже знакомый ритуал. Дейв в детстве обожал тянучки, да и сам Джеймс любил их не меньше сына. Однако даже такое незамысловатое лакомство не всегда было семье по карману. Дейв вспоминал, как отец, накопив несколько долларов, приносил и торжественно ставил на стол коробку конфет, как улыбалась мать — сама она не любила сладостей, — глядя, как ее мужчины, большой и маленький, бродят по кухне и бросают на стол голодные взгляды, нетерпеливо дожидаясь ужина…

Вот и теперь отец купил тянучки, чтобы порадовать сына. Этот жест тронул Дейва до глубины души: он взял себе целую пригоршню, чтобы показать Джеймсу, что рад его подарку, но больше брать не стал. Пусть старик побалует себя любимым лакомством.

Удовлетворенно вздохнув, Джеймс откинулся в кресле-качалке и принялся разворачивать подарок. Сперва развязал ленты — не разрезал, а осторожно развязал, словно собирался сберечь. Дейв знал, что где-то в доме с незапамятных времен хранится коробка, куда отец, Бог знает зачем, складывает ленты с рождественских подарков. И еще одна коробка — с оберточной бумагой.

Развернув обертку, Джеймс разгладил ее, сложил в несколько раз и аккуратно отложил в сторону. Этот ритуал сводил Дейва с ума. Неужели Джеймс не понимает: стоит ему слово сказать — и сын купит ему все, чего тот захочет?

Хромоногий пес подковылял к Дейву. Чтобы отвлечься от раздражения на отца, Дейв погладил собаку. Та немедленно положила голову ему на колени и уставилась на него с таким наивным восторгом, что Дейв невольно улыбнулся в ответ. Бог знает, какая судьба выпала этому хромому псу, но приют у Джеймса явно стал для него подарком судьбы.

Как ни странно, и сам Дейв поймал себя на том, что доволен вечером. Что родительский дом больше не кажется ему грязной лачугой, а визит к отцу — тяжелой обязанностью. Сейчас он ощущал странное, почти забытое чувство довольства и покоя.

— Бог ты мой! — Джеймс извлек наконец на свет Божий зелено-голубую фланелевую рубаху. — Как раз то, что мне нужно!

Не переставая гладить собаку, Дейв поднял глаза и улыбнулся отцу.

— Тебе легко угодить: джинсы и рубашки — больше тебе ничего не надо. Думаю, ты и для этого найдешь применение, — добавил он чуть дрогнувшим голосом, указывая на узкий белый конверт, лежавший в свертке под рубашкой.

Он знал: эта тысяча долларов повторит судьбу предыдущих — утечет словно вода сквозь пальцы. Оставалось лишь надеяться, что отцу хватит здравомыслия обеспечить себя всем необходимым, прежде чем помогать бедолагам, еще более нищим, чем он сам.