Изменить размер шрифта - +
На стенах отслаивалась краска, но в целом можно было разглядеть нарисованный бамбук.

Несмотря на опьянение, Лена не забыла посмотреть направо и налево, переходя дорогу. Ноги секунд на десять не поспевали за телом; она вытянула в стороны руки, чтобы удержать равновесие, и зашагала по покрытой гравием автостоянке. Из пятидесяти машин около сорока были грузовичками. На новом Юге вместо подставок для ружей кузова щеголяли хромированными бамперами и золотыми полосками. Остальные машины – джипы и внедорожники. На заднем стекле выведены номера NASCAR.[1] Кремовый «мерседес» Хэнка 1983 года был единственным седаном.

Из «Хибары» валил сигаретный дым, и Лене пришлось перейти на неглубокое дыхание, чтобы не закашляться. За последние двадцать лет мало что изменилось. Ботинки липли к полу от пролитого пива, под подошвами хрустела арахисовая шелуха. Слева были кабинки, в которых скопилось больше материала для анализа ДНК, чем во всех лабораториях ФБР в Квонтико. Справа тянулась деревянная стойка. У дальней стены располагалась сцена, по бокам туалеты. Посередине было то, что Хэнк называл танцполом. Там всегда терлись мужчины и женщины в разных стадиях алкогольного возбуждения. «Хибара» – заведение типа «два тридцать», поскольку в полтретьего ночи все выглядят привлекательно.

Хэнка нигде не было видно, но Лена знала, что в «вечер самодеятельности» он должен находиться поблизости. Каждый второй понедельник постоянные клиенты «Хибары» приглашались на сцену, чтобы позориться на глазах у всего города. Благодаря Рису Хартсдейл походил на оживленный мегаполис. Если бы не рабочие шинного завода, все уже разошлись бы. Но эти продолжали пьянствовать и притворяться счастливыми людьми.

Лена села на первый попавшийся свободный стул. Из музыкального автомата гремела песня в стиле кантри, и Лена закрыла уши ладонями, чтобы музыка не мешала думать.

Почувствовав хлопок по руке, она подняла глаза и увидела, что к ней подсел деревенского вида парень. Лицо загорело от шеи до того места, где, видимо, заканчивалась бейсболка, которую он носил, работая в поле. Манжеты латаной рубашки плотно стягивали толстые запястья.

Музыка внезапно стихла, и у Лены чуть не заложило уши.

Парень опять толкнул ее и улыбнулся:

– Привет, леди.

Лена поймала взгляд бармена.

– «Джек Дэниелс» со льдом, – заказала она.

– За мой с-счет, – выговорил мужчина и хлопнул на стол десятидолларовую бумажку.

Похоже, он уже пьянее, чем она надеялась стать к утру. Мужчина расплылся в кривой улыбке.

– Знаешь, сладенькая, я не прочь повеселиться с тобой.

Лена наклонилась к его уху:

– За такие желания я вырежу тебе яйца ключом от машины.

Парень открыл было рот, но его вдруг сбили со стула. Хэнк. Он схватил бедолагу за шиворот и выпихнул в толпу.

Лена никогда не любила дядю. В отличие от Сибилл она не относилась к категории всепрощающих людей. Даже привозя сестру погостить в Рис, она оставалась сидеть в машине или на крыльце, не вынимая ключ из замка зажигания, готовая тронуться в путь, как только Сибилл выйдет из дома.

Да, Хэнк Нортон много лет был наркоманом, но он не стал идиотом. Если Лена оказалась посреди ночи в его грязном заведении, можно было сделать только один вывод.

Они не отвели друг от друга глаз, даже когда вновь загремела музыка, сотрясая стены так, что завибрировали пол и стулья. Лена прочла по губам Хэнка вопрос:

– Где Сибилл?

За баром стоял деревянный домик с жестяной крышей – офис Хэнка, похожий, скорее, на уличный сортир. С оголенного электропровода свисала лампочка, установленная, вероятно, рабочими из УОР.[2] Вместо обоев на стенах плакаты с рекламой пива и других алкогольных напитков.

Быстрый переход