— Меня совершенно не интересуют ваши старые кости. Убирайтесь, пока я вам их не пересчитал, милейший. Возвращайтесь назад, к Салли. Я сам позабочусь о мисс Баллинджер.

 — Салли собирается отправить ее домой в своей карете вместе с несколькими дамами из клуба, — тихо сообщил Питер уже своим голосом. — Не торопись, Гарри. Никто, кроме Салли и меня, не знает, что здесь происходит. Я буду ждать Августу в саду у Салли. Она в полной безопасности, только проводи ее туда.

 — Ты и представить себе не можешь, как успокоил меня, Шелдрейк!..

 Питер улыбнулся из-под наклеенных усов Скраггза:

 — Это была не моя идея, между прочим. Мисс Баллинджер явилась с собственным готовым планом.

 — К сожалению, я вполне этому верю.

 — И остановить ее было совершенно невозможно. Она упросила Салли разрешить ей пробраться через сад к твоему дому, и Салли — что было очень мудро с ее стороны — настояла, чтобы я отправился вместе с леди. Собственно, больше мы ничего не могли с ней поделать, оставалось только позаботиться, чтобы она не попала в беду, прежде чем доберется до тебя.

 — Ладно, исчезни, Шелдрейк. Твои извинения слишком притянуты за уши, чтобы имело смысл их выслушивать.

 Питер снова ухмыльнулся и растворился во тьме, а Гарри вернулся к открытому окну, где стояла, вглядываясь в черноту ночи, Августа.

 — Как, разве Скраггз уходит? — спросила она.

 — Возвращается к своей хозяйке. — Гарри вспрыгнул на подоконник и снова очутился в библиотеке. Потом закрыл окно.

 — Ах как хорошо! Очень мило, что вы отослали его, милорд, — улыбнулась Августа. — В саду очень холодно, и мне ужасно не хотелось, чтобы он слонялся по такой сырости вокруг дома. Вы знаете, его так мучает ревматизм!

 — Его будет мучить не только ревматизм… пусть только попробует еще хоть раз выкинуть что-либо подобное, — пробормотал Гарри, вновь зажигая лампу.

 — Пожалуйста, не вините Скраггза за мой ночной визит к вам. Это все моя затея.

 — Я так и понял, и позвольте сообщить вам, что ваша затея абсолютно непристойная, мисс Баллинджер. Абсолютно пустая, идиотская, достойная всяческого порицания. Но уж поскольку вы оказались здесь, то, может быть, все-таки объясните, что вас заставило рисковать собственной головой и репутацией, чтобы повидаться со мной в столь поздний час и столь странным образом?

 — Но это так трудно объяснить, милорд! — огорченно воскликнула Августа.

 — Не сомневаюсь.

 Она повернулась к догоравшим дровам в камине; ее плащ распахнулся, она явно наслаждалась теплом, исходившим от пышущих жаром малиновых головней. Крупный рубин у нее на груди мерцал в багровых отсветах пламени.

 Гарри взглянул на ее прелестную грудь и шею, обнаженные глубоким вырезом вечернего платья, и не смог отвести глаз. Господь милосердный! Да ведь у нее почти вся грудь на виду, лишь немного прикрыта изящными атласными розочками в самых опасных местах. Воображение его дорисовало картину. Он представил себе очаровательные бутоны под корсажем элегантного вечернего платья. Твердые и округлые, они будто созданы для мужских губ.

 Гарри отвел глаза, чувствуя, что необычайно возбужден, и постарался взять себя в руки. Он держался в обычной холодноватой манере.

 — Я предлагаю вам немедленно начать свои объяснения, какими бы странными они ни казались.