За площадью, очевидно, должен быть мост, сказала себе я и осеклась. Дело было вечером, мы собирались в «Одеон» на концерт Эльзы Пиаджио де Тарелли; одевалась неохотно, подозревая, что после концерта меня ждет бессонная ночь. Ох, уж эти мне раздумья глухой поздней ночью!.. А вдруг я потеряюсь в чужом городе? Мысленно путешествуя, человек обычно выдумывает всякие названия, а потом забывает: Добрина Стана, зимородки, Бурглас. Но названия площади я не знаю, и это странно, словно я действительно очутилась на площади в Будапеште и стою в растерянности, потому что понятия не имею, куда я попала, ведь там названия вполне реальны, а не порождены моей фантазией.

Иду-иду, мама! Не бойся, мы не опоздаем и сполна насладимся музыкой твоего любимого Баха и Брамса. Это ведь легкая, проторенная дорожка. Без всяких там площадей и «Бургласов». Мы — здесь, Эльза Пиаджио — там. Как не хочется отвлекаться, ведь я как раз стояла на площади (впрочем, это уже неправда, я лишь думаю о ней, а это все ерунда). А за площадью начинается мост».

«Вечером.

Начинается и тянется через реку. В конце программы, когда Эльзу Пиаджио стали вызывать на «бис», я узнала название площади. Она Владас, а мост — Рыночный. Я шла по площади Владас к берегу, шла, не торопясь, заглядываясь порою на дома и витрины, на тепло укутанных ребятишек, на замерзшие фонтаны и покрытые белыми пелеринами памятники национальным героям Тадео Аланко и Владиславу Нерою, любителям токайского вина и знаменитым цимбалистам. Бедняжка Эльза Пиаджио после каждой пьесы Шопена кланялась зрителям и не знала, что из партера, где сижу я, можно запросто попасть на мост, у подножия которого возвышаются массивные колонны. Но-но, поосторожней, обрывала я себя, ты еще вспомни анаграмму «Алина Рейес — королева, а…» или вообрази, что мама сейчас не с тобой, а в гостях у Суаресов. Приятно чувствовать, что ты в здравом уме: я фантазирую, потому что мне так хочется, и мои фантазии вполне реальны. Вернее, реальны мысли о поездке, а то, что ей, далекой, холодно или ее истязают — вздор. Я фантазирую, потому что мне нравится, ведь интересно, что будет дальше: повезет ли Луис Мария меня в Будапешт, если мы поженимся и я попрошу его поехать со мной. Да, в такой обстановке гораздо легче искать этот мост, искать и находить себя, ведь я прошла уже полмоста, пока публика аплодирует и кричит «Альбениса! Полонез!», не понимая, что эти вопли бессмысленны, когда настырный снег на пару с ветром толкают тебя в спину, заворачивают, словно в махровое полотенце, и влекут к середине моста.

(Я пишу в настоящем времени, потому что так проще. А вообще-то дело было в восемь часов вечера, когда Эльза Пиаджио в третий раз играла на «бис»; кажется, теперь она исполняла пьесу Хулиана Агирре или Карлоса Густавино, что-то мелодичное и пасторальное.) Но мне на время уже плевать, я с ним обращаюсь как хочу. Помню, однажды я подумала: «Меня, далекую, бьют, снег забивается в мои башмаки, а я, здешняя, тут же узнаю об этом. Но почему тут же? Может, новости доходят до меня с большим опозданием, а может, ничего подобного никогда не происходило.