|
Вполне возможно, меня начнут бить через четырнадцать лет, а может, от меня остался лишь крест и две даты на кладбище св. Урсулы». И мне эта мысль показалась отличной и вполне здравой. Какая же я была идиотка! Не хватало еще, чтоб и время раздвоилось! Нет, если она ступит на мост, я об этом узнаю сразу же. Помню, я остановилась поглядеть на реку; льдины были похожи на сгустки майонеза, а волны бились о быки моста злобно, гулко и хлестко. (В моем воображении, конечно.) Хотелось выглянуть за парапет и услышать хруст ломающихся льдин. Хотелось задержаться там, на мосту, — меня притягивал вид реки и сковывал страх, а может, и не страх, а просто я замерзла: ведь бушевала метель, а я оставила пальто в гостинице. Я не хвастунья и задирать нос не люблю, но, честное слово, такого еще ни с кем не случалось: шутка ли — сидеть в «Одеоне» и одновременно путешествовать по Венгрии! Тут кого угодно мороз по коже продерет, где бы он ни был, в Аргентине или во Франции. Однако мама дернула меня за рукав — партер почти опустел. Пожалуй, пора поставить точку, не стоит припоминать дальше свои мысли. Ничего хорошего из этого не выйдет. И все-таки, все-таки… Мне пришла в голову любопытная мысль».
«30 января. Бедный Луис Мария, надо же быть таким дураком, чтобы на мне жениться! Он не знает, какой это тяжкий груз».
«31 января. Мы поедем. Он так быстро согласился, что я чуть не вскрикнула. Мне стало страшно, показалось, что он слишком легко включается в игру. И ведь он ничего не знает, он пешка, которая, сама того не подозревая, может решить исход партии. Пешка Луис Мария и его королева. Алина Рейес — королева, а…».
«7 февраля. Надо лечиться. Я не напишу, о чем подумала на концерте. Вчера вечером я почувствовала, что ей опять плохо. Я знаю, что там меня снова бьют. Я не хочу делать вид, будто ничего не происходит, но довольно переливать из пустого в порожнее. Если бы я радовалась или утешалась, описывая ее страдания… Но все обстоит гораздо хуже; мне хотелось докопаться до истины, перечитывая дневник, хотелось найти тайный смысл в каждом слове, запечатленном на бумаге после бессонных ночей. Я именно для этого и придумала площадь, осколки льдин на реке, грохот волн, а потом… Но об этом писать не стану уже никогда. Поехать туда и убедиться, что просто затяжное девичество было мне во вред, все дело лишь в том, что мне уже двадцать семь лет, а у меня до сих пор нет мужчины. Но теперь он у меня будет, мой милый песик, дурачок, я перестану думать и начну жить наконец-то, и все будет хорошо. И все-таки, поскольку я расстаюсь с дневником, — ведь дневник и замужество несовместимы, — я должна сказать кое-что напоследок, и пусть в моих словах прозвучит радость ожидания и ожидание радости. Мы поедем туда, но все будет совсем не так, как представлялось мне на концерте. (Напишу и расстанусь с дневником, так будет лучше.) Я встречу ее на мосту, и мы посмотрим друг другу в глаза. Тогда вечером, на концерте, у меня в ушах раздавался грохот льдин, раскалывавшихся там, внизу. И королева победит своего зловещего двойника, подлую и коварную самозванку. Она (если она — это действительно я) покорится мне, ее затмит мое сияние, сияние красоты и правды, и для этого нужно будет лишь подойти к ней и положить ей руку на плечо».
* * * Алина Рейес де Араос с мужем прибыли в Будапешт 6 апреля и остановились в гостинице «Риц». Это произошло за два месяца до их развода. На второй день Алина пошла прогуляться по городу и посмотреть на ледоход. Ей нравилось гулять одной, — Алина была очень живой и любознательной, — и она бродила по всему городу, смутно чего-то ища, но не особенно стремясь к цели, шла, повинуясь мимолетным прихотям, переходя от одной витрины к другой, забредая в самые разные места. |
