ГЛАВА ВТОРАЯ

По правде говоря, Джавед не решился бы доверить свое послание не только странному незнакомцу, но даже вполне исправно работающей городской почте. Он сам отнесет и бросит его в почтовый ящик на воротах дома любимой или отдаст кому нибудь из слуг.

Что будет, когда она прочтет его стихи, Джавед не знал, но почему то возлагал на них большие надежды. У нее наверняка нежное сердце, она чутка к поэзии, умеет узнавать искреннее чувство и ценить его. Ее должно растрогать восхищение ее красотой, сквозящее в каждой написанной им букве! Может быть, она даже прольет несколько слезинок над листком голубоватой бумаги, покрытой изящными строчками, так красиво выписанными искусной рукой Секандар барка.

Собственно, у него было слишком мало оснований, чтобы предполагать в почти незнакомой девушке все это. Его сестра Мариам, которая училась с ней в параллельных классах колледжа, говорила как то, что Фейруз прекрасно успевает по всем предметам, но ее конек – литература. Кроме того, болтушка обмолвилась, что на день рождения отец девушки подарил ей целый ящик старинных книг, которые с немалым трудом доставал по просьбе дочери здесь, у лакхнаусских торговцев редкостями, и даже в Аллахабаде, куда специально несколько раз ездил, чтобы угодить своей ненаглядной Фейруз.

Все это внушало некоторую надежду на то, что его творчество будет оценено, но на самом деле Джавед куда больше доверял своей интуиции, чем болтовне сестрички. Человек не слишком занятый окружающими людьми, часто погруженный в себя, а потому рассеянно пропускающий подробности бытового течения жизни, он – возможно, взамен житейской практичности – получил от природы дар распознавать людей по самым незначительным деталям, которые не заметил бы куда более наблюдательный и заинтересованный человек. Он видел как то по особенному, не так, как другие люди, или не то, что они. Джавед улавливал изменения внутреннего состояния людей, даже если они пытались скрыть от него это, сразу угадывал невзгоды, постигшие их. Иногда он мог даже предсказать будущее, хотя не сумел бы объяснить, как ему это удается. Так, мелькало что то в голове, какие то картины, неясные видения, а потом они же представали его реальному взору. Он даже не слишком обращал на них внимание, полагая, что источник этого тот же, что питает его вдохновение, рождает образы и мысли.

Его так увлекали итоги происходящей в нем работы – стихи, что до того, как они рождаются, не было никакого дела. Вот если бы поток их вдруг иссяк, тогда, конечно, он бы задумался о том, откуда они, собственно, брались. А теперь, когда вдохновение навещало его так часто, что он просто не успевал по нему соскучиться, Джавед мало думал о его природе.

О Фейруз он беспокоился куда больше. С тех пор, как поэт впервые увидел ее две недели назад, он не мог успокоиться ни на минуту. Джавед ждал сестру у ворот колледжа, чтобы проводить ее к учителю математики, у которого она брала дополнительные уроки. Обычно она проделывала этот путь сама, но в последнее время ее стал преследовать на улице какой то человек, который держался слишком почтительно, чтоб его можно было в чем то упрекнуть, но тем не менее доставлял Мариам немало беспокойства. Он ни разу не пробовал заговорить с ней, навязать ей свое общество, просто шел на некотором расстоянии, провожая туда, куда она в данный момент направлялась, и ждал там, сколько времени ни продолжалось бы ее пребывание в этом месте.

Почему то сестру это выводило из себя. Джавед думал, что причина неприязни, которую она питает к этому человеку, состоит в том, что он ей просто не симпатичен и его ухаживания, какую бы форму они ни принимали, не доставляют ей удовольствия. Но Мариам утверждала, что боится таинственного незнакомца и хотела бы, чтоб ее провожал слуга, а когда Джавед свободен, то он.

Пока Мариам болтала с подругами, не в силах оторваться от беседы даже при виде подающего ей раздраженные знаки брата, мимо Джаведа прошла девушка с большой кожаной сумкой, похожей на портфель первоклассницы.