Да, она выглядела такой спокойной, такой далекой от всего! Я не могла сожалеть о ней, это была не Бесси, не та веселая жизнерадостная Бесси, которую я знала.

— Прощай, Бесси, — прошептала я, словно настоящая Бесси была где-то поблизости и могла меня слышать.

Я сказала сестре-хозяйке, что я оплачу похороны и что гроб должен быть дорогой; она поняла меня и была очень добра.

Гарри ждал на улице. Он не сказал ни слова, мы сели в машину и поехали в Ричмонд-парк.

Мы долго кружили по парку, пока он наконец не остановил машину под елями. Вокруг ни души, только за деревьями мелькают олени.

Гарри выключил мотор, повернулся ко мне и, обняв, поцеловал.

Что-то странное случилось со мной в этот момент. Я никогда раньше подобного не испытывала. Я поняла, что люблю его.

Не знаю, как долго мы там просидели.

Любовь совсем не то, что я думала. Не волнение и восторг, а умиротворение и тишина. Мне больше никто и ничто не нужно в мире, я хочу только оставаться в его объятиях и никогда не расставаться с ним, где бы он ни был и что бы он ни делал.

Вечером мы ужинали вместе. Я не помню, о чем мы говорили, помню только, что все вокруг было как в золотистой дымке. Он отвез меня домой и поцеловал на прощание.

— Я люблю тебя, Линда, — сказал он нежно, — на днях нам нужно будет с тобой о многом поговорить, но теперь иди и ложись спать, и забудь обо всем, кроме того, что ты счастлива и что мы нашли друг друга.

Я думала, что мне не уснуть, в таком я была смятении, горе и радость смешались у меня в душе, но, как только я разделась и легла, почти мгновенно заснула.

Мне приснился такой странный сон, что я помнила его, проснувшись наутро…

Я находилась в темном тоннеле и искала кого-то, кто ушел, и никак не могла найти. Я двигалась вслепую, спотыкаясь, руками ощупывая дорогу, но никак не могла выбраться, пока наконец не подняла глаза и не увидела наверху, как будто на стене, Гарри и Бесси. Они смотрели на меня. «Поднимайся, Линда», — звали они, и солнце светило так ярко, что их лица сияли в его лучах. «Но как же я могу? Дайте мне лестницу», — сказала я. «Да ну же, Линда, давай», — говорили они, смеясь.

Я стала вскарабкиваться к ним… но тут проснулась.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Я люблю Гарри.

Я так и знала, что любовь будет таким чудом, если я встречу человека, который нужен мне, которого я полюблю и который полюбит меня.

Гарри любит меня так же сильно, как и я его. Удивительно, что мне выпало такое счастье. Даже думать не хочется, что в мире есть кто-то еще, кроме Гарри.

На столике у моей постели гора записок и приглашений, но я не хочу никого видеть.

Прошло только пять дней с нашей встречи, но я просто не могу представить себе, как я жила без него и как я могла думать, что жизнь прекрасна, когда его в ней не было.

Он такой сильный и такой добрый, такой властный и в то же время нежный.

Вчера мы ездили за город. Гарри заехал за мной около семи.

Я едва успела принять ванну и переодеться в зеленое, как весенний мох, платье, как услышала гудок машины. Я сбежала вниз.

— Мы едем на пикник, Линда, — сказал он. — Настраивайся на деревенский лад!

Одна из особенностей Гарри в том, что он никогда не скажет «Здравствуй!», а всегда начинает так, будто мы продолжаем говорить. Мы ведем бесконечный непрекращающийся разговор.

Солнце уже село за Виндзорский замок, когда мы свернули на Мейденхед.

На все еще светлом небе рядом с бледной луной загорелась единственная звезда, и Гарри сказал, что это напоминает ему картину Артура Ракема.

— Кто такой Артур Ракем? — спросила я.

Он начал дразнить меня, называя «невеждой».