— У меня тоже, — сказала я. — И у меня… никогда никого не было.

— Тебе нет необходимости говорить мне об этом.

Он снова обнял меня.

— Ты — чудо красоты, такая чистая и невинная. Ты — совершенство. То, что я всю жизнь искал и уже потерял было надежду найти! — Он приник к моим губам и целовал, пока у меня не захватило дыхание.

По дороге в Лондон Гарри вел машину одной рукой, другой обнимал меня за плечи.

Мы поднялись ко мне домой.

Как рада, что у меня такая миленькая квартирка, хотя будь это голый чердак, вряд ли бы что-то изменилось.

Я разделась, он обнял меня и все целовал, и целовал. Хотя я пошла бы на все, чего бы он ни пожелал, и иногда казалось, что оба мы сгорим в пламени пожиравшего нас огня, самообладание не изменило Гарри, он не потерял контроля над собой.

Я не понимаю, как можно смеяться и шутить, когда речь идет о любви. Это такое чудесное чувство, почти святое, и я не могу понять, как женщины терпят, когда его высмеивают светские шуты за коктейлями или красноносые клоуны в цирке.

Я так люблю Гарри, что убила бы всякого, кто посмел бы смеяться над нами.

Когда он уходил, уже рассвело, и он раздвинул шторы, чтобы посмотреть, как над каминными трубами встает солнце.

Потом он снова задернул их, подошел ко мне и нежно поцеловал.

— Спокойной ночи, любовь моя, засни, я позвоню тебе попозже.

Я протянула руки, чтобы задержать его, но он уже ушел, я только услышала, как мягко щелкнул дверной замок.

На подушке все еще ощущался запах его волос. Я уютно свернулась под одеялом…

Уже почти девять. Я только что проснулась. Нужно бежать в ателье.

Все мне кажется таким прекрасным и волшебным, как будто я видела это во сне. Но при мысли о Гарри горячая волна пробегает по моему телу, и я знаю, что это не сон, что он — настоящий, мой настоящий будущий муж!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Никогда не представляла, что море может быть настолько синим. Я думала, что только Средиземное море бывает таким, а мы в Девоншире.

Цвет моря напоминает мне одеяние Мадонны в монастырской часовне, а скалы маленького островка в устье реки темно-красные.

Это самое чудесное место, какое я когда-нибудь видела, только Гарри мог найти такое!

Мы называем нашу поездку «игрой в медовый месяц», и занятная пожилая супружеская пара, которая содержит маленькую гостиницу, где мы остановились, очень мило к нам относится, совсем как родные.

Никакая брачная церемония, соверши ее хоть священник, хоть ангел, не могла бы сделать нас счастливее.

Из наших окон видно море, на стенах висят в рамочках тексты из Библии или из молитвенника, вышитые шерстью и бисером, а единственное освещение — две свечи в массивных подсвечниках.

Все очень просто, очень чисто, и еда изумительная: каждое утро рыбаки приносят свежую рыбу и раков, а свиной пудинг старушка хозяйка готовит сама, и ветчина тоже домашняя.

Гарри пьет пиво из большой оловянной кружки, а я — сидр, который ударяет мне в голову сильнее, чем всякое шампанское и коктейли.

Мы очень счастливы, и, если бы мы смогли жить так после свадьбы, я ничего лучшего и не желала бы.

Большую часть дня мы проводим на пляже, подолгу плавая и плескаясь в воде, когда солнце слишком уж палит.

Представить себе не могу, что станется с моей кожей, когда я вернусь на работу. Но мне все равно, пусть что хотят, то и делают.

Когда я попросила отпуск на неделю, Канталуп сначала расфыркался, но мадам Жан рассказала ему о Бесси, и он с большим сочувствием согласился отпустить меня. Но так как я еще очень недолго работаю, никаких денег мне на время отсутствия не полагается.