Но так как я еще очень недолго работаю, никаких денег мне на время отсутствия не полагается.
Мне было неприятно воспользоваться Бесси как предлогом, но я уверена, что она бы ничего против не имела. Скорее, наоборот, была бы в восторге, что могла способствовать моему счастью.
Не знаю, как мы будем жить, когда поженимся, с пятью тысячами фунтов, конечно, если Гарри выиграет.
Он получит половину призового фонда, вторая по контракту достанется спонсорам. Я об этом раньше не думала. Оказывается, Гарри не так уж много зарабатывает. Но, если бы такая мысль мне пришла, я бы все равно решила, что у него много денег. Потому что он очень дорого одевается, у самого лучшего портного, и ездит на машине последней марки, правда, ему лишь дали ею попользоваться, для рекламы.
Вообще-то никакого дохода у него нет, он зарабатывает только своими полетами, а это очень немного. Но не может он ставить каждый день рекорды!
Между полетами ему едва хватает на жизнь. Кое-что он подрабатывает, рекламируя машины, разные детали и масла, но я знаю, что ему на себя не хватает, не говоря уже обо мне.
Конечно, ради него я бы сил не пожалела, и потом, мне совершенно безразлично, бедны мы или богаты, лишь бы быть вместе. Но все же меня это тревожит.
У нас не было бы денег на эту поездку, если бы я не заложила кольцо Пупсика. Бог весть, что я ему скажу теперь? Ведь я должна вернуть Пупсику кольцо и объяснить раз и навсегда, что ему не на что надеяться.
Ладно, как-нибудь улажу, когда Гарри уедет. Не хочу его сейчас волновать. Я сказала ему, что кольцо с сапфиром мое собственное, и мы получили за него семьдесят фунтов и еще пятнадцать за часы Гарри и его золотые запонки.
Конечно, в этой гостинице, которая, кстати, называется «Шлюп», нам много тратить не приходится. Жизнь здесь дешевая, и еда тоже, но мы все-таки стараемся слишком много себе не позволять, вот только бензину уходит прорва.
На поверку Гарри оказался таким же бедным, как и я. Его отец был школьным учителем в Уэльсе. Он из последних сил экономил, во всем себе отказывал, чтобы определить сына в частную школу, а когда Гарри уже заканчивал ее, он умер, не оставив сыну ни пенса, так как все свои сбережения перевел в пожизненную ренту.
Таким образом, в восемнадцать лет Гарри оказался без всяких средств. Единственное доставшееся ему благо — дорогое образование, которое, по его словам, готовит человека только к беспечному существованию прожигателя жизни.
Он устроился на автомобильный завод, увлекся гонками. Ему повезло, и он встретил влиятельных людей.
Когда он занялся авиацией, они им заинтересовались и предоставили возможность участвовать в соревнованиях — полет из Лондона в Кейптаун, которые он выиграл.
Гарри двадцать восемь лет, и он один из самых знаменитых пилотов в мире. Мне кажется вопиющей несправедливостью, что страна, которую он прославил своими полетами, не может обеспечить ему приличное существование или хотя бы избавить его от забот о хлебе насущном.
Сам Гарри об этом нимало не беспокоится, он всегда говорит, что все к лучшему и что-нибудь да подвернется.
День соревнования все приближается. Гарри твердо намерен победить ради меня. Но вчера я сказала:
— Риск не стоит никаких денег. Ты же согласен со мной, любимый? В конце концов, лучше мы вместе умрем от голода, чем кому-то из нас остаться одному…
— Замолчи, Линда! — перебил он меня. — Не говори глупостей!
Но что я могу поделать, если я такая глупая. Я не удержалась от слез и, всхлипывая, все-таки закончила:
— И это буду — я!
Гарри обнял меня и начал целовать, называя глупышкой. Он сказал, что самолеты в наше время так же надежны, как автобусы, и что, если я не прекращу запугивать его, он утратит мужество и откажется от полета. А тогда он уже не будет больше «тем самым мистером Рамфордом», и меня ждет разочарование, потому что я не стану «той самой миссис Рамфорд»…
Я лежу сейчас на пляже и наблюдаю за Гарри, как он плавает, через минуту он подбежит ко мне, бросится рядом на песок и станет целовать меня солеными губами, и на тело упадут капли теплой морской воды. |