Я подумала обо всем, что она мне говорила, и должна признаться, что ее рассказ и ее тревога за меня поколебали меня немного.

Не знаю, велика ли привязанность Сидни ко мне, что я вообще для него значу. Быть может, это не более чем каприз, причуда, мимолетное увлечение, которое исчезнет при первой же размолвке.

Но я чувствую, что в его отношении ко мне есть нечто большее. И не только потому, что он удивительно щедр, иногда он бывает так внимателен, почти нежен — если такое можно сказать о нем, само это слово как-то к нему не идет.

Вспышки его дурного настроения меня мало волнуют. Он по-прежнему набрасывается на прислугу, а иногда и на меня, но я, очевидно, получила прививку против боязни подобных выходок, еще когда жила с мамой и Альфредом.

Как меня пугало в детстве, когда он расходился и нападал на маму! Но теперь, когда Сидни повышает голос и стучит по столу кулаком и вообще выходит из себя, я остаюсь совершенно спокойной.

Мне кажется, это не только удивляет его, но вызывает уважение. Я уверена, что, если бы я заплакала или тоже вышла из себя, он бы меня презирал, во всяком случае было бы куда хуже.

А так, после первой вспышки гнева он только молча смотрит на меня, а потом снова обретает выдержку, становится сговорчивым и благоразумным.

Потрясающая новость! Я свободна, и я вдова!

Пупсик погиб во время землетрясения в Японии. Наверно, мне следовало бы огорчиться и расстроиться, но я не умею притворяться.

Я настолько забыла о нем, что мне даже трудно вспомнить, как он выглядел.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Три дня назад я бросила кольцо Гарри в Серпентайн. Я следила за тем, как оно скрылось в воде.

Мне было тяжело расстаться с ним, и все же я чувствовала, что хранить его дольше невозможно: каждый раз, глядя на него, я вспоминала Гарри.

Я становлюсь разумнее и сознаю, что нельзя желать невозможного. Гарри больше нет в моей жизни.

Я постаралась запереть память о нем в самом сокровенном, самом глубоком уголке моего сердца. Это прекрасное и драгоценное воспоминание я буду хранить там, пока не состарюсь и не придет день, когда уже никто не захочет говорить со мной о любви.

Но среди житейских будней и повседневных забот, среди насущных проблем я прихожу к убеждению, что мои грустные размышления не приносят ничего хорошего — ни мне, ни кому-нибудь другому.

Никто никогда не сможет стать для меня тем, кем был Гарри.

Но я счастлива с Сидни, жизнь приносит мне только радости. Это кольцо было последним звеном, связывающим меня с прошлым.

На днях я пожаловалась, что икра недостаточно хорошего качества, и неожиданно расхохоталась от этих своих жалоб.

— Чему вы смеетесь? — осведомился Сидни.

— Мне стало смешно, — сказала я, — что я жалуюсь на икру. А всего лишь год назад я вообще не знала о ее существовании!

— Вздор, — сказал он. — Как вы могли этого не знать?

— В монастыре мы не знали роскоши. И всегда благодарили Бога за небольшие милости, а некоторые были и совсем малюсенькие!

Конечно, богатство и бедность — все познается в сравнении. Я считала себя вовсе неимущей, когда у меня оставалось три фунта, а для рабочего на фабрике Сидни это большие деньги.