— Сок души! — прошептал юноша. — Сок души!..

Он отыскал спрятанный моток лески с крючком, раздвинул пальцами кожу, обнажая дыру полностью, и запустил в нее снасть.

Через два часа промысла он вытащил леску обратно и с волнением уставился на крючок. С него, с трезубца, поблескивающего в свете ночника, свисала выловленная капля. Жидкости натекало с металла все больше, и Птичик, дабы дар не сорвался на ворсистый ковер, мгновенно отправил его в рот. Как и в первый раз, он не смог распознать вкус душевного сока, да и фиг с ним, со вкусом! Несколько секунд он покатал шарик во рту и проглотил его жадно.

И вновь вспыхнуло в мозгу фейерверками и полыхало празднично, а когда салют отсверкал, Анцифер не спеша потянулся за учебником, но, еще не заглянув в него, понимал уже, что все вернулось на свои места, талант восстановился, завелся, словно мотоцикл после заправки бензином, и в голове вновь громоздились цифры, распадаясь на стройные формулы…

Как и предсказывал учитель физики, Птичик экстерном сдал школьные экзамены и без малейшего труда поступил на физмат в РГГУ.

Несостоявшийся гений всюду следовал за своим протеже, контролируя каждый его шаг, а в университете объяснял, что является научным опекуном будущего светила российской физики и математики.

— Я хочу жить в общежитии, в отдельной комнате! — потребовал Анцифер.

— Никак невозможно! — замотал головой опекун. — Тебе всего четырнадцать лет! Пока ты должен жить дома! Хотя бы до шестнадцати! Таков закон!

— О'кей, — смирился юноша до времени.

В университете на его факультете было много талантливых молодых людей. В группу приняли шестнадцать юношей и всего лишь двух девушек-близняшек, сестер Жоровых. Студентки физмата, естественно, не обладали модельной внешностью, скорее, наоборот, их можно было назвать антиподами длинноногих красавиц с других факультетов. Задастые и коротконогие, с большими бюстами и невыщипанными черными бровями, сестры Жоровы вызывали лишь чувство сострадания и легкого отвращения.

Вся мужская часть курса в свободное время фланировала между журфаком и филфаком, где женского пола имелось в достатке, на все вкусы и потребности. Судьба двух студенток физмата представлялась печальной и девственной.

Птичику было всего четырнадцать, и половозрелые девушки журфака и факультета филологии к нему относились как к мальчишке: пусть и гений, но всего лишь пацан-акселерат крутился возле их соблазнительных форм.

Поразмыслив, Анцифер решил действовать по-другому. Он вернулся в альма-матер и пошел на компромисс со своими гормональными желаниями. Анна и Жанна — так звали близняшек, осознавшие ко второму семестру, что их девственности следующее десятилетие ничего не угрожает, решили грызть гранит наук уныло и обреченно, а потому, когда юный, сложенный, как Аполлон, Анцифер стал оказывать им знаки внимания, причем обеим сразу, студентки-сестрички не долго думая вступили с ним в преступную половую связь.

Анцифер проводил с подругами в общаге по трое суток, не выходя из комнаты, обретая с непритязательными девчонками опыт, столь необходимый ему в будущем.

Оказалось, что вундеркинд не только математический гений, но и в любовной сфере одарен Господом щедро.

Общага содрогалась от стонов двух осчастливленных сестер… Анна и Жанна обучили Птичика всему, что сами знали по рассказам и фильмам, а то, что им лишь фантазировалось, незамедлительно опробовалось на практике.

Учитель будущего нобелевского лауреата пытался отыскать опекаемого в недрах общежития, сходил с ума, вдыхая запахи разврата, объяснял каждому встречному, что расход семенной жидкости пропорционален потере серого вещества, а в глубине души мучился, безнадежно мечтая вернуть свою рыжую Джоан и расходовать с ней любовную жидкость до последней капли… Над ним смеялись, особенно девушки.