Жесткие высказывания Баттерфилда были страстно подхвачены следующими поколениями историков. Для них оказаться «вигом» теперь не менее ужасно, чем прослыть сексистом, евроцентристом или ориенталистом. Не обошли стороной и историю науки. Историк науки Брюс Хант вспоминает, что, когда он учился в аспирантуре в начале 1980-х гг., слово «виговский» стало распространенным ругательством в среде историков. Дабы избежать подобных обвинений, люди перестали рассказывать об истории прогресса и описывать «общую картину», сместившись на изучение малых эпизодов, сосредоточенных в узких пространственных и временны́х рамках.

Тем не менее, читая учебные курсы по истории физики и астрономии, а также в процессе переработки своих лекций в материал для книги я пришел к мысли, что, как бы кто ни относился к «виговству» в других областях истории, но в истории науки подобный подход занял свое законное место. Очевидно, нет смысла говорить о правильном или неправильном в истории искусств или моды, а также, я думаю, это неуместно и в истории религии. Можно спорить о применимости подобной интерпретации в политической истории, но в истории науки мы действительно можем сказать, кто именно оказался прав. Согласно Баттерфилду, «ни окончательное решение, ни естественный ход событий, ни течение времени не позволяют однозначно утверждать, что Лютер был прав в споре с Поупом, или что Питт ошибался, а Чарльз Джеймс Фокс — нет». Однако мы можем с полной уверенностью сказать: время показало, что в отношении устройства Солнечной системы Коперник оказался ближе к истине, чем сторонники Птолемея, а Ньютон в правоте обошел последователей Декарта.

Таким образом, история науки имеет отличительные особенности, которые делают виговский подход полезным, но все же есть еще один аспект, из-за которого оглядка на современность причиняет беспокойство некоторым профессиональным историкам. Историки, которые сами никогда не занимались наукой, могут почувствовать, что не понимают современную науку, в отличие от действующих ученых. С другой стороны, необходимо иметь в виду, что ученые вроде меня не владеют мастерством работы с источниками так, как им владеют профессиональные историки. Тогда кому все же следует писать историю науки, историкам или ученым? Ответ мне кажется очевидным: и тем и другим.

Должен признать, что у меня здесь свой интерес. В упомянутой выше книге, основанной на моих лекциях, которые я читал в Техасском университете в Остине, я признаю, что «близко подбираюсь к опасной ситуации, старательно избегаемой современными историками, когда рассуждаю о прошлом, используя стандарты настоящего». Рецензии на мою книгу в основном были положительные, но в одной из них, опубликованной профессиональным историком в Wall Street Journal, я был подвергнут критике за свое внимание к современности. Рецензия вышла под заголовком «Виговский подход к науке».

Сейчас некоторая критика виговства со стороны Баттерфилда и других применительно к истории науки либо уже неуместна, либо не подразумевает дискуссии. Конечно, нам не следует слишком упрощать или пренебрегать этическими оценками, объявляя одних ученых прошлого безупречными героями или непогрешимыми гениями, а других — негодяями и дураками. Мы не должны пренебрегать фактами, свидетельствующими о том, что, например, Галилей был совершенно не прав в споре о кометах, который он вел с иезуитом Орацио Грасси, или о том, что Ньютон подгонял результаты своих расчетов, чтобы добиться согласия с наблюдаемой прецессией оси Земли. В любом случае современные стандарты нам следует применять к идеям и методикам, а не к личностям.