— Забирайте всё, денег не надо.

— Что ж, спасибо. Сева, у нас что-то было, вроде коробка конфет.

— Что вы, не надо! — запротестовала Ольга. — Я бы всё равно всё это выбросила.

— Неужели? — художник скривился. — Тогда выходит, вы их выбросили, а я подобрал. Возьмите деньги.

Ольга не отвечала.

Плаксиво затренькал звонок. Пришёл Сергей с двумя пустыми бумажными мешками. В них Ольга начала складывать книги, папки с этюдами, альбомами с записями и рисунками мужа, коробки с красками.

— Мольберт вы тоже заберёте? — поинтересовался новосёл.

— Заберу.

Ольга знала, что недалеко то время, когда мольберт может потребоваться сыну, который уже сейчас тянулся к рисованию.

Евдокимов и Сергей снесли ящики с картинами вниз и погрузили их в машину. Затем вынесли мешки и мольберт.

«Вот теперь Потапова похоронили по-настоящему», — подумал Евдокимов, провожая взглядом машину. — Был человек, надеялся, страдал, колготился, но пришла смерть и всё зачеркнула. Теперь его мятежная душа художника найдёт успокоение. Но ужели смерть и заключает в себе конечный смысл его жизни? Значит он жил ради смерти?..

Евдокимов направился на трамвайную остановку, но спохватился, что забыл прощальный подарок Потапова. Он поднялся в мастерскую. Там уже звенели стаканы.

— Сэкэрэмарэ! — восхитился Сева. — Познакомься, Женя. Это наш знаменитый поэт Евдокимов! Ну, давайте по пять капель.

— Нет, я не буду! — отрезал Евдокимов. — А вы продолжайте, у вас праздник жизни ещё в полном разгаре.

Он взял картину и пошёл к выходу.

«Чего это он, Сева?» — услышал Евдокимов, закрывая за собой дверь, недоумённый вопрос художника.

Прошёл год.

Васин, наконец, выполнил обещание, данное Потапову в больнице, начал работать над бюстом художника для надгробной стелы. Сначала сделал голову в глине, посмотреть её пришли Ольга и Евдокимов, одобрили, и совместно решили, что памятник нужно выполнить в камне. Поэт через месяц нашёл его в реставрационных мастерских, которые следили за сохранностью мемориала Земляка, столковался с работягами, и они привезли в скульптурную мастерскую мраморный параллелепипед, и Васин приступил к работе.

Ателье скульптора было проходным двором, и голову Потапова видели многие художники и люди, не причастные к искусству, и всем она нравилась. Одобрила памятник и Ольга, она пожелала установить его на могиле в день рождения мужа, в начале июня.

— Будете делать надпись, оставьте место и для меня, — попросила она Васина.

На кладбище Ольга приехала вместе с сыном, тихим крупноголовым мальчуганом с кротким взглядом и застенчивой улыбкой. Увидев памятник, Ольга заплакала и опустилась на колени. Евдокимов взял мальчика за руку и отвёл в сторону, к скамейке, где сидел Васин. Тот погладил его по голове и спросил:

— Отца помнишь?

— Помню, — ответил мальчик и на его глазах показались слёзы.

— Прочитай, поэт, эпитафию художнику, — сказал Васин. — Ведь, наверняка, сочинил.

Васин крякнул и закусил бороду, что было верным признаком душевного волнения.

— И почему тебя не печатают в столичных журналах, не понимаю!

— И они не понимают, поэтому и не печатают, — улыбнулся Евдокимов. — Знаешь, писать стихи гораздо интереснее, чем их публиковать.

— Но и жевать что-то надо, — усомнился Васин.