Изменить размер шрифта - +
Вероятно, в какой-то мере верно и то и другое. Атеисты склонны считать добрые дела ответственностью общества, что, безусловно, способствует развитию скандинавских моделей соцобеспечения. А по мере того, как общества становятся экономически стабильнее и безопаснее, уровень религиозности снижается{301}.

Если отвлечься от трудноразрешимой проблемы курицы и яйца, то на вопрос, не кишат ли менее религиозные страны гражданами, охваченными амоком, у нас есть четкий ответ. Вовсе нет. На самом деле жизнь там прямо-таки райская[249].

Следовательно, не факт, что атеисты не уступают теистам в моральной устойчивости только потому, что, слава богу (богам), первых сдерживает изобилие вторых. Полагаю, что и этическое поведение скептиков свободы воли не есть следствие того, что они составляют меньшинство в окружении целеустремленных людей, преисполненных ощущением собственной субъектности.

Это подводит нас, пожалуй, к самому важному моменту в решении вопроса, действительно ли верующие в бога просоциальнее атеистов, а верующие в свободу воли просоциальнее скептиков.

КОМУ ПОМОГАЮТ?

Даже учитывая такие факторы, как самоотчеты или социально-демографические корреляты религиозности, и принимая во внимание самые широкие определения просоциальности, в некоторых экспериментальных и реальных условиях верующие все равно оказываются просоциальнее атеистов. Но вот что действительно важно знать: просоциальность религиозных людей в основном заключается в доброте по отношению к таким же, как они сами. Их просоциальность распространяется в основном на членов группы. В экономических играх, например, повышенная честность религиозных испытуемых распространяется только на тех игроков, которых им описали как единоверцев, причем религиозная предварительная установка только усиливала этот эффект. Более того, повышенная готовность верующих людей жертвовать на благотворительность объясняется тем, что в исследованиях они больше жертвуют единоверцам, да и в реальном мире львиная доля благотворительности глубоко верующих людей ограничивается благотворительностью внутри своей группы{302}.

Но, может, здесь есть какая-нибудь смешивающая переменная, может быть, это ложная зависимость – может, верующие добрее к единоверцам просто потому, что они живут среди них? Может, их доброта обусловлена не религиозностью, а личным знакомством? Но дело, скорее всего, не в том. Например, одно кросс-культурное исследование 15 разных обществ показало, что внутригрупповой фаворитизм религиозных людей распространяется и на единоверцев, с которыми они никогда не встречались{303}.

Итак, вопреки претензиям на универсальное человеколюбие, человеколюбие верующих по большей части внутригрупповое. Это особенно ярко проявляется в религиозных группах, которым свойственны фундаменталистская вера и авторитаризм{304}.

Но как люди относятся к тем, кто не принадлежит к их группе? В этих обстоятельствах именно атеисты оказываются более просоциальными – они добрее к чужакам и чаще берут их под защиту. Более того, религиозная предварительная установка для верующих может даже повысить их предубежденность по отношению к чужакам, усилить мстительность и желание наказывать за проступки. В одном классическом исследовании школьники из религиозных семей считали, что стирать с лица земли невинный народ ни в коем случае нельзя… если только это была не ветхозаветная история Иисуса Навина, истребившего невинных жителей Иерихона. В другом исследовании религиозная установка побуждала ортодоксальных евреев, жителей Западного берега, восхищаться еврейским террористом, убивавшим палестинцев. В одном исследовании простая прогулка мимо церкви заставляла верующих христиан выказывать больше негативных эмоций по отношению к атеистам, этническим меньшинствам и представителям ЛГБТК[250]. В другом исследовании преднастройка испытуемых-христиан при помощи христианской версии «золотого правила» не уменьшала их гомофобию; а если в качестве предварительной установки использовали его буддистский эквивалент, их гомофобия только усиливалась.

Быстрый переход