Джим Ларсен усмехнулся:

— Мы воспользовались старым трюком. Сообщили об изменениях в плане полета. Предположительно, мы летим в Каракас. Разумеется, в Сан-Хуане скоро узнают, что мы туда не летим. Радар не обманешь.

— Я надеюсь, что это не будет стоить вам лицензии на управление самолетом. Если так случится, я что-нибудь придумаю. — Улыбка Дороти-Энн получилась безрадостной. — Может быть начну строительство экологических курортов на африканском вельде.

Джим Ларсен засмеялся:

— Я с детства мечтал летать над бушем.

— Давайте выберемся из этого живыми, и ваша мечта вполне может исполниться, — устало ответила Дороти-Энн. Вдруг она наклонилась вперед и посмотрела в затемненное ветровое стекло. — А это, ради всего святого, что такое?

Стена грозных, угольно-черных облаков поднималась от поверхности океана высоко в небо, словно гряда рассерженных гор, находящихся в непрерывном движении.

— Это, — объяснил Джим Ларсен с достойной восхищения беззаботностью, — передний край урагана. Поздоровайтесь с Сидом.

— Боже мой!

— Согласно последним сводкам он движется на север со скоростью десять миль в час и все время набирает обороты. Скорость ветра превышает сто пятьдесят миль в час. Урагану присвоена пятая степень.

— Если это передний край, то насколько далеко сам ураган?

— Приблизительно милях в ста шестидесяти южнее Иден Айл.

— Так что в ближайшие шестнадцать часов он не обрушится на остров.

— Нет, это произойдет скорее. Ураган несется все быстрее, так что он может обрушиться на Иден Айл примерно через восемь часов. Если бы не облака, мы бы увидели Пуэрто-Рико.

— Значит, мы почти на месте.

И в эту секунду они попали в воздушную яму. Весь фюзеляж отчаянно содрогнулся, и самолет просто рухнул вниз, словно потерял крылья, вызывая тошноту. Через несколько сотен футов он снова выровнялся.

— Черт! — шепотом выругалась Дороти-Энн. — Это совсем не смешно.

— Не смешно, — согласился Джим Ларсен, — а веселье еще даже и не начиналось. Как только мы окажемся во власти внешних ветров, вам покажется, что вы провели целый день на судне во время отчаянной качки.

Следующий порыв ветра единым взмахом поднял самолет на несколько сотен футов. Джим Ларсен изо всех сил удерживал штурвал.

— Мне кажется, я только сейчас поняла, что значит выражение «брыкается, как необъезженная лошадь», — слабым голосом заметила побледневшая как полотно Дороти-Энн. Ее тошнило.

— Честно говоря, я знавал болтанку и похуже, — спокойно заметил Джим.

— А мне не приходилось, — откликнулся Пит из кресла второго пилота.

— «Боинг-девятьсот восемьдесят девять-Чарли», вас вызывает Сан-Хуан, — прокаркал голос в наушниках. — Мы предлагаем вам свернуть на семь градусов и избежать столкновения с ураганом. Прием.

— Нет, Сан-Хуан, — спокойно ответил Джим. — У нас едва хватит топлива для прямого полета в Каракас. Прием.

— Вас понял, «Боинг-девятъсот восемьдесят девять-Чарли». Вы просите разрешения на посадку в Сан-Хуане? Прием.

— Нет, Сан-Хуан. Направление ветра предугадать нельзя. Если посадка не удастся, нам не хватит горючего. Продолжаем полет в Каракас на высоте тридцать две тысячи футов. Прием.

— Вас понял, «Боинг-девятъсот восемьдесят девять-Чарли». Продолжайте полет. Прием. Конец связи.

— А они не догадаются, что мы делаем, когда мы начнем снижаться? — спросила Дороти-Энн.