– Да, попросил. – Отец Вениамин замолчал. – Я хотел понять, зачем ты написал это богомерзкую книгу?

– Она не богомерзкая, – возразил Марк. – А зачем ее написал? – Он задумался. – Я не собирался ее писать.

– Что значит, не собирался? – изумленно вскричал Матвей. – А кто же ее написал?

– Разумеется, я. Я сам не предполагал, что зайду так далеко. Но мне захотелось понять, что такое религия, что такое церковь? И зачем они нужны? И можно ли обходиться без них? И я не виноват, что пришел к выводу, что они не нужны. Более того, вредны. Я сам не предполагал, что сделаю такое заключение. Но оно вытекло из логики изложения. Не мог же я в угоду чьим то представлениям писать не правду. Бог учит правде. Там, где правда, там и Бог. Помнишь, папа, ты сам меня этому учил.

– Он издевается над нами, папа! – вдруг закричал Матвей.

Отец Вениамин недовольно взглянул на младшего сына.

– Успокойся, – хмуро произнес он.

– Нет, не успокоюсь, я не хочу иметь такого брата. Я отрекаюсь от него. И готов объявить об этом публично.

– Отречение – не аргумент в споре, – пожал плечами Марк. – Тебе всегда не хватало аргументов, их ты заменял эмоциями. А хочешь отречься, отрекайся, каждый решает сам. – Он тут же пожалел о своих словах, но было уже поздно. Матвей вскочил со своего места и выскочил из комнаты.

– Видишь, чего ты добился, у тебя нет больше брата, – сказал отец.

– Я сожалею о разрыве. Но ради справедливости надо сказать, что мы никогда не были близки.

– А со мной?

– Ты всегда мне был близок, отец.

– Я не могу тебе простить этой книги.

– Жаль, я надеялся на понимание.

– Веротерпимость не может ставить под сомнение саму веру.

– Кто может знать, где пролегает линия предела. Когда человек начинает мыслить, он должен мыслить без любых оков.

На этот раз они долго молчали.

– Я не буду от тебя отрекаться, но и принимать в своем доме тоже не стану, – медленно, даже с трудом произнес отец Вениамин. – Прошу покинуть его. В этом вопросе между нами не может быть никаких компромиссов. А раз не могут быть компромиссы в этом основополагающем вопросе, значит, они не могут быть и ни в каких других. Надеюсь, ты меня понимаешь.

– Понять не сложно, – встал Марк. Он невольно подумал, что хорошо, что мать не дожила до сегодняшнего дня, она бы очень расстроилась тому, что только что случилось. – Думаю, наш разговор еще не окончен, – сказал он перед тем, как покинуть комнату.

3.

В комнату вернулся Матвей. Отец Вениамин тяжелым взглядом посмотрел на сына.

– Он уехал? – спросил Матвей.

– Да.

– Слава богу.

– Ты не любишь брата?

– После того, что он сотворил, разве можно его любить.

– Любовь выше человеческих деяний. Иначе это не любовь.

Матвей сел рядом с отцом.

– То, что сделал Марк, позорит всю нашу семью. На меня уже косятся, говорят, это брат того самого, кто выступает против церкви и Бога.

– Против Бога он не выступает, в книге об этом ни слова, – поправил отец Вениамин.

– А разве тот, кто выступает против церкви, не выступает против Бога?

Отец Вениамин молча смотрел перед собой.

– Я вас не понимаю, отец, – нетерпеливо произнес Матвей. – Он же богоотступник. Мы должны его заклеймить, громко заявить о своей позиции. – Он вдруг понизил голос, хотя их никто не мог подслушать. – Вчера мне один человек, близкий к патриарху, как бы, между прочим, намекнул, что он ждет от нашей       семьи решительного осуждения этой книги.