— Ты ездила на машине? — спросил он ее как-то утром в субботу.
Они были в гостиной, в проигрывателе стояла пластинка Брамса.
— Почему это?
Он сказал ей.
— Если ты и сам уже знаешь, — раздраженно ответила она, — зачем спрашивать?
— Так да или нет?
— Да. Я ездила на машине. А надо спрашивать разрешение?
— Не надо язвить.
— Ах вот как, — разозлилась она, — Мне не надо язвить. Я на седьмом месяце, и за все это время ты так и не поверил, что этот ребенок не от другого. И наплевать, как часто я говорила тебе, что не виновата, ты так ни разу и не сказал: «Да, я тебе верю». А теперь я, оказывается, язвлю. Дорогой Дэвид, да ты просто голову потерял от страха, ты же боишься.
Она подошла к проигрывателю и выключила.
— Вообще-то я слушал.
— Не могу выносить эту музыку.
— С каких пор?
— Ах, оставь меня в покое.
Она хотела развернуться, но он схватил ее за руку.
— Послушай, — сказал он, — может быть, ты думаешь, что все это время жизнь казалась мне раем. Я вернулся домой после шестимесячной командировки и обнаружил, что ты беременна. Не от меня! И мне все равно, что ты там говоришь; я не отец и не знаю другого способа, каким женщина может забеременеть. Однако же я не ушел. Я наблюдал, как ты превращаешься в машину по перелистыванию книг. Мне приходилось заниматься уборкой, стиркой, готовкой и при этом читать лекции. И еще — ухаживать за тобой, будто ты малое дитя, следить, как бы ты не сбросила одеяло, не переела соли, не выпила слишком много воды, кофе, не закурила…
— Курить я бросила сама.
— А с чего это, кстати? — бросил он вдруг.
Она непонимающе заморгала.
— Давай, — подзуживал он, — скажи. Потому что это не нравилось ему.
— Я бросила сама, — повторила она. — Я больше не выношу табака.
— А теперь тебе не нравится музыка.
— От нее… у меня болит живот, — пробубнила она.
— Чушь, — выплюнул Дэвид.
И прежде чем он успел ее остановить, она вышла из дома в ослепительный солнечный свет. Дэвид подошел к двери и увидел, как жена неловко садится за руль. Он принялся звать ее, но Энн уже завела мотор и ничего не слышала. Он наблюдал, как машина исчезла в квартале, делая на второй передаче восемьдесят километров в час.
— И сколько уже ее нет? — спросил Джонни.
Коллиер нервно посмотрел на часы.
— Точно не знаю. Примерно с половины десятого. Вроде бы. Мы, как я уже сказал, поссорились и…
Он в смущении замолчал и снова посмотрел на часы. Было уже за полночь.
— И как давно она совершает такие поездки?
— Не знаю, Джонни. Я же говорю, что обнаружил это только что.
— А ее вес?.. — начал Джонни.
— Нет, ребенок больше не увеличивается. — Коллиер говорил отстраненно, обыденным тоном. Он провел по волосам трясущейся рукой. — Тебе не кажется, что стоит позвонить в полицию?
— Подождем еще немного.
— А что, если она попала в аварию? Она не лучший водитель в мире. Господи, почему я ее отпустил? На седьмом месяце, а я позволил ей уехать. Боже, я должен был…
Он почувствовал, что вот-вот сорвется. Натянутая атмосфера в доме, странная, приносящая бесконечные потрясения беременность — все это начинало сказываться на нем. Человек не может жить в таком напряжении семь месяцев и не ощущать его. |