– Чем мне ее накормить? – спросил он и удивился, как хрипло звучит его голос.

    Впереди, рядом с полусферой и местом пилота, разошлась стена. За панелью был узкий цилиндрический сосуд с делениями, полный чего-то янтарного, поблескивающего, текучего. Тонкая трубка (или щупальце с плоским, похожим на монетку штуцером) скользнула к Литвину, затем раздался бесплотный голос: «Пища и биостимуляторы. Вводятся внутривенно».

    – Надо прокалывать кожу?

    «Нет. Приложить там, где выступают кровеносные сосуды. Лучше на запястье или на внутреннем сгибе локтя. Плотно прижать».

    Он так и сделал. Штуцер чуть дернулся в пальцах, янтарная жидкость в сосуде опустилась на деление, и Литвину почудилось, что щеки Йо порозовели. Скорее всего, это было игрой воображения, так как кожа у бино фаата была бледнее, чем у землян. Но одна реакция казалась несомненной – в ее глазах голубоватыми тенями замерцали зрачки, будто две рыбки, всплывшие из серебряных озер.

    «Она очнется, – сообщил Корабль. – Только…»

    – Да?

    «Будет в сильном эмоциональном возбуждении. Она в периоде туахха».

    – Это мы переживем, – сказал Литвин, прикладывая штуцер к своему запястью. – Знаешь, я тоже голоден, так что подбрось мне калорий. Желательно две порции.

    Штуцер дважды дрогнул и скрылся за стенной обшивкой. Литвин сидел, прислушиваясь, как стремительно и мощно разливается в крови тепло, изгоняя усталость и голод. В голове прояснилось – видимо, это снадобье чужаков было куда эффективнее земных тонизирующих таблеток. Какое-то время он думал разом о сотне вещей: о том, как выручить Макнил, о мертвых своих камерадах, расфасованных по банкам, о приближавшемся флоте, о живой Галактике, полной опасностей и чудес, о Корабле и сотнях модулей со спящими пилотами и о манящем теле Йо. Мысли мелькали вспышками стробоскопа, но постепенно их бег сделался более плавным, и жар в крови угас. Поднявшись, он шагнул к прозрачной пленке перед сферическим экраном.

    «Корабль!»

    «Слушаю».

    «Эта ткань – орган управления?»

    «Орган управления – сам пилот. Ткань – стыковочный узел с системами модуля. Интерфейс, подобный каффу».

    Кокон, как в «грифах», только совершеннее, решил Литвин и полез внутрь. Пленка сомкнулась вокруг него, охватывая голову, плечи, торс, конечности; он ощутил слабое давление, будто находился под водой на глубине трех-четырех метров. Кроме этого – ничего.

    «Необходим более тесный контакт, – сообщил Корабль. – Одежда мешает».

    – Мешает, так снимем.

    Выбравшись из тесных объятий пленки, он сбросил обувь и комбинезон, покосился на Йо, подумал и прикрыл ее своей одеждой. Не ради соблюдения приличий, а чтобы не замерзла. Хотя в кабине было скорее жарко, чем холодно – видимо, пришельцам нравился теплый климат.

    Пленка тоже оказалась теплой, как живое существо. Теперь Литвин ощущал ее, словно вторую кожу, и это чувство все усиливалось, а вместе с ним пришло другое, совсем уж странное, как если бы он внезапно сделался чем-то массивным, угловатым, располагавшимся внутри чудовищной трубы. Умом он сознавал всю иллюзорность этих видений, но мираж казался более зримым, более острым, чем привычное чувство слияния с истребителем. Его рефлексы пилота ожили, заставив мышцы трепетать – нет, не мышцы, а что-то другое, что находилось внизу.