|
Но черный цвет массивного каменного сооружения и всего, что его окружало, свидетельствовал о том, что было время, когда мощное пламя пылало в огромном камине, а густой дым расстилался поверх голов пирующих гостей, которые, несмотря на принадлежность к королевскому или дворянскому роду, были нечувствительны к таким мелким неудобствам. Говорили, что в такие дни между полуднем и сигналом для гашения огней в очаге сжигали два воза дров; таганы, или псы, как их называли, служащие для поддержки пылающих поленьев в очаге, были высечены в форме львов такого огромного размера, что вполне подтверждали эту легенду. Около очага стояли длинные каменные скамьи; на них, несмотря на страшный зной, говорят, охотно сиживали короли, собственноручно поджаривая оленину, и счастлив был придворный, которого приглашали отведать королевскую стряпню.
Многие легенды рассказывают о том, какими забавными шутками обменивались монархи и пэры на веселых пирах после охоты в Михайлов день. В легенде точно указывается место, где сидел король Стефан, когда собственноручно латал свои королевские штаны, и говорится о том, какие смешные штучки он проделывал с маленьким Уинкином, вудстокским портным. Большая часть этих нехитрых развлечений относилась к временам Плантагенетов. Когда на престол вступила династия Тюдоров, короли стали реже появляться на пирах: они пировали во внутренних покоях, предоставляя холл своей страже, которая бражничала и веселилась там всю ночь напролет; стражники рассказывали друг другу страшные небылицы о привидениях и колдунах; от этих рассказов нередко бледнели те, кому звук труб врагов‑французов был бы так же приятен, как призыв на лесную охоту. Джослайн рассказал своему угрюмому спутнику о прошлом покороче, чем мы рассказали читателю. Индепендент сначала слушал с некоторым интересом, а затем выражение его лица внезапно изменилось, и он мрачно воскликнул: – Погибни, Вавилон, как погиб твой владыка Навуходоносор! Он стал странником, а ты станешь пустыней, да, соленой пустыней, где будут царить голод и жажда. – Похоже на то, что мы сегодня испытаем и то и другое, – заметил Джослайн, – если в кладовой почтенного рыцаря будет так же пусто, как всегда. – Нам нужно будет позаботиться о насыщении плоти, – ответил индепендент, – но только после того, как мы исполним свой долг. Куда ведут эти двери? – Эта, справа, – объяснил егерь, – ведет в так называемые королевские покои; в них никто не жил с тысяча шестьсот тридцать девятого года, когда наш благословенный монарх… – Как вы смеете, сэр, – прервал его индепендент громовым голосом, – называть Карла Стюарта благословенным? Не забывайте указ парламента по этому поводу! – Я не хотел сказать ничего дурного, – ответил егерь, сдерживая желание возразить более резко. – Я знаю только свой самострел да оленя, а не титулы и государственные заботы. Но что бы с тех пор ни случилось, в Вудстоке многие благословляли несчастного короля, он ведь оставил местным беднякам перчатку, полную золотых монет… – Ну, хватит, приятель, – оборвал его индепендент, – а то я могу подумать, что ты один из тех одурманенных и ослепленных папистов, которые утверждают, будто подачки такого сорта искупают и смывают все злодеяния и притеснения, совершенные тем. кто подает милостыню. Так ты говоришь, это были покои Карла Стюарта? – А до него – отца его, Иакова, а до этого – Елизаветы, а еще раньше – прямодушного короля Генриха, – он‑то и построил это крыло. – Здесь, верно, жил и баронет с дочерью? – Нет, – ответил Джослайн, – сэр Генри Ли слишком высоко чтил.., то, что теперь считают недостойным почтения… К тому же в королевских покоях воздух затхлый, и порядок не наводили там уже несколько лет. |
