Я удивился тому, что они еще доверяли мне совершать самостоятельные путешествия во времени. Как видно, решили, что я уже просто не сумею ничего натворить. У каждого из нас был небольшой, но изумительно точный портрет Конрада Зауэрабенда, выполненный нанятым Метаксасом современным византийским художником на покрытой лаком деревянной дощечке. Художник писал портреты с голофото: интересно, что он при этом думал?

Добравшись до Константинополя, мы расстались друг с другом, отправившись в те времена, в которых мы должны были производить поиски. Я материализовался в верху по линии в 725 году и только тогда сообразил, какую небольшую, но достаточно злую шутку со мною сыграли.

Это было самое начало эпохи иконоборчества, когда император Лев Третий издал свой первый указ против иконопочитания. В те времена большинство византийцев были ревностными иконопочитателями, а Лев выступал за то, чтобы сокрушить культ икон. Сперва речами против них и страстными проповедями, а затем – уничтожив изображение Христа в часовне Чалки и Бронзовом дворце, стоявшем напротив Большого Дворца. После этого дела пошли еще круче: иконы уничтожались, иконописцы подвергались преследованиям. В воззвании, с которым обратился к народу сын Льва, говорилось: «Из христианской церкви должны быть и убраны всякие образа, выполненные посредством искусства живописи».

И вот в такую‑то эпоху я должен был бродить по городу, держа в руках небольшое изображение Зауэрабенда, и спрашивать у встречных, не попадался ли им где‑нибудь на глаза этот человек!

Портрет, что был у меня, конечно, не был иконой. Никто из тех, кто глядел на него, и не подумал принять по ошибке Зауэрабенда за святого. Но все равно он доставил мне немало неприятностей.

– Вы где‑нибудь встречались с этим человеком? – спрашивал я и доставал портрет.

На базарах. В банях. На ступеньках Айя‑Софии. Перед воротами Большого дворца.

– Вы где‑нибудь встречались с этим человеком?

На ипподроме во время состязаний в поло. На ежегодной раздаче бесплатного хлеба и рыбы беднякам, которая производилась 11 мая в честь очередной годовщины со дня основания города. Перед церковью святых Сергия и Бахуса.

– Я ищу человека, чье изображение у меня здесь.

В половине случаев мне даже не удавалось полностью открыть портрет. Люди видели человека, достающего из своей туники икону и убегали от меня прочь с криками: «Поклоняющийся иконам пес!», «Почитатель кумиров!»

– Но это не… Я всего лишь разыскиваю… Вас не должна вводить в заблуждение… Пожалуйста, вернитесь и…

Меня толкали и пинали ногами, в меня плевали. За мною гонялась императорская стража, на меня хмуро поглядывали священники‑иконоборцы. Несколько раз меня приглашали посетить тайные собрания ушедших в подполье иконопочитателей.

Мне не удалось собрать что‑либо существенное в отношении Конрада Зауэрабенда.

И все же, несмотря на гонения, всегда находились люди, которые смотрели на портрет. Никто из них не видел Зауэрабенда, хотя некоторые и «думали», что заметили кого‑то, отдаленно напоминающего человека на картине. Я потратил два дня на то, чтобы выследить одного из этих предполагаемых «прохожих», и в результате не нашел в нем ни малейшего сходства.

Я продолжал поиски, перепрыгивая из одного года в следующий. Рыскал незаметно неподалеку от различных туристических групп, полагая, что Зауэрабенд, возможно, предпочтет держаться поближе к людям из своей родной эпохи.

Ничего. Никаких намеков.

В конце концов, со стертыми ногами и обескураженный тщетностью усилий, я прыгнул назад, вниз, в 1105 год. В именье Метаксаса я нашел только Паппаса, который выглядел усталым и запачканным еще даже в большей степени, чем я.