– Это бесполезно, – сказал я. – Так нам никогда его не отыскать. Это все равно, что искать… что искать…

– Иголку в стоге времени, – пришел ко мне на помощь Паппас.

53

Я заработал право на небольшой отдых перед тем, как возвращаться в эту, бесконечно долгую, ночь 1204 года и посылать на продолжение поисков своего «альтер‑эго». Я вымылся, отоспался, совокупился два или три раза с девушкой‑рабыней, от которой отдавало чесноком, и загрустил. Вернулся Колеттис – безуспешно. Вернулся Пластирас – тот же результат. Они отправились вниз по линии для выполнения своих служебных обязанностей в качестве курьера. Гомперс, Гершель и Меламед, пожертвовав своими очередными отпусками, также появились здесь и тотчас отправились на поиски Зауэрабенда. Но чем больше курьеров добровольно вызывались помочь мне, тем хуже я себя чувствовал.

И я решил утешиться в объятиях Пульхерии.

Раз уж случилось мне оказаться в соответствующей эпохе и раз Джад‑2 не удосуживается заглянуть сюда, чтобы повидаться с нею, то это казалось мне единственно верным решением. Ведь у нас БЫЛО назначено что‑то вроде свидания. Ведь, кажется, самое последнее, что сказала мне Пульхерия после той ночи из ночей, было: «Мы встретимся снова через два дня, хорошо? Я сама все устрою».

Как давно это было?

По меньшей мере две недели тому назад, подсчитал я, если исходить из базиса нынешнего времени 1105 года. Может быть, три.

Она предполагала послать гонца с письмом ко мне в поместье Метаксаса, в котором будет говориться, где и как мы сможем встретиться во второй раз. В своих хлопотах по розыску Зауэрабенда я совсем позабыл об этом. Теперь я рыскал по всему именью, расспрашивая челядь Метаксаса и его управляющего, не приходило ли из города какое‑либо послание на мое имя.

– Нет, – отвечали все, кого я ни спрашивал. – Не было таких посланий.

– Подумайте хорошенько. Я ожидаю важное известие из дворца Дукаса. От Пульхерии Дукас.

– От кого?

– Пульхерии Дукас.

– Не было таких известий, господин.

Я разоделся в самые роскошные свои одеяния и застучал каблуками в сторону Константинополя. Осмелюсь ли я предстать без приглашения во дворце Дукаса? Я осмелился на это. Мое фальшивое прикрытие в качестве неотесанного мужлана‑деревенщины из Эпира вполне могло оправдать возможное нарушение этикета.

У ворот дворца Дукаса я позвонил слугам, и навстречу мне вышел старик‑конюший, именно он показывал мне дорогу в покои в тот памятный вечер, когда Пульхерия решила отдаться мне. Я дружелюбно улыбнулся старику, конюший смерил меня отсутствующим взглядом. По‑видимому, он позабыл меня, так я посчитал.

– Мои сердечные приветствия господину Льву и госпоже Пульхерии, – сказал я. – Будьте любезны, передайте им, что тут их ожидает Георгий Маркезинис из Эпира.

– Господину Льву и госпоже… – повторил конюший.

– Пульхерии, – сказал я. – Они меня знают. Я дальний родственник Фемистоклиса Метаксаса, и… – здесь я запнулся в нерешительности, чувствуя себя еще более глупо, чем обычно, распинаясь о своей родословной перед простым конюшим. – Позови‑ка мне дворецкого, – прорычал я.

Конюший поспешно побежал внутрь дворца.

После продолжительной задержки появился крайне высокомерный на вид тип в византийском эквиваленте ливреи и стал внимательно меня осматривать.

– Слушаю.

– Мои наилучшие пожелания господину Льву и госпоже Пульхерии. Будьте любезны передать им…

– Госпоже… какой?

– Госпоже Пульхерии, жене Льва Дукаса.