— Три — волшебное число. Так гласит закон, и я не могу этого обсуждать, хотя, — резко добавил он, — мне и очень хочется. Вы не нравитесь мне, мистер Смит. Совершенно не нравитесь.
— И я плачу тебе взаимностью.
— Шесть раз! — взвыл Арбитр. — Это же безнравственно! Невозможно! Никто и никогда не выдерживал раньше и трех!
Подойдя поближе к пушке, на которой восседал Арбитр, я пристально посмотрел на него.
— Если это тебя утешит, — проговорил я наконец, — я не заключал договора с Дьяволом. Я попросил его замолвить за меня словечко, но он отказался, объяснив, что не может этого сделать. Он сказал, что закон есть закон и в этом случае даже он бессилен.
— Утешит?! — заверещал Арбитр и снова пустился в яростную пляску. — С чего это вам захотелось меня утешать? Это еще одна хитрость, говорю я! Еще один грязный человеческий трюк!
Я резко повернулся на пятках.
— Пошел вон! — сказал я Арбитру. Что толку пытаться быть вежливым с таким ничтожеством?
— Мистер Смит! — закричал он мне вслед. — Мистер Смит! Пожалуйста, мистер Смит!..
Не обращая на его вопли внимания, я продолжал спускаться с холма.
Слева я заметил смутные очертания белого фермерского дома, обнесенного тоже выбеленным забором. Однако часть забора была повалена. В окнах дома горел свет, во дворе топтались лошади. Здесь должен был находиться штаб генерала Мида, и сам генерал мог быть тут. Стоило подойти — и я мог бы взглянуть на него.
Но я не подошел. Я зашагал дальше по склону холма. Ибо этот Мид не был подлинным Мидом — не больше, чем этот дом был настоящим домом, а разбитое орудие — настоящей пушкой. Все это было лишь жестокой игрой, хотя и чрезвычайно убедительной — настолько, что там, на вершине, я на секунду уловил, что представляет собой настоящее, историческое поле битвы.
Вокруг раздавались голоса, слышался звук шагов, временами я улавливал взглядом смутные человеческие фигуры, спешащие куда-то — то ли с поручением, то ли, скорее, по собственным делам.
Спуск стал круче, и я увидел, что оканчивается он оврагом, края которого поросли мелколесьем.
Под деревьями горел костер.
Я попытался свернуть в сторону, поскольку не хотел ни с кем встречаться, но я подошел слишком близко, чтобы не оказаться обнаруженным. Из-под ног у меня покатились и посыпались на дно оврага камешки, и тут же послышался резкий оклик.
Я остановился и замер.
— Кто здесь? — снова прокричал тот же голос.
— Друг, — глуповато отозвался я, не зная, что еще придумать.
Свет костра блеснул на поднятом ружейном стволе.
— Не надо, Джед, не дергайся, — произнес голос с характерным протяжным выговором. — Ребов поблизости быть не может, а если бы вдруг оказались — то были бы полны миролюбия.
— Я просто хотел убедиться, и все, — сказал Джед. — После нынешнего дня я не хочу ничем рисковать.
— Полегче, дружище, — сказал я, подходя к костру. — Я вовсе не реб.
Оказавшись на свету, я остановился, предоставляя им возможность рассмотреть меня. Их было трое — двое сидели у костра, а третий стоял с ружьем в руках.
— Вы не из наших, — проговорил стоящий, которого, по-видимому, звали Джедом. — Кто же вы, мистер?
— Меня зовут Хортон Смит. Я газетчик.
— Подумать только! — сказал тот, с протяжным выговором. — Подходите и присаживайтесь у огонька, коли есть время.
— Время найдется.
— Мы можем вам обо всем порассказать, — проговорил тот, что до сих пор хранил молчание. |