Вадим Арчер. Выбравший бездну
Глава 1
–Смейся, дитя мое, смейся – он тоже любил смеяться. Его называли легкомысленным, потому что он не важничал от сознания собственной значимости, как другие Власти. Да, он был легким и светлым; что бы о нем ни говорили – не слушай их, дитя мое, я знаю его, как никто. Ты еще мал сейчас, но когда ты вырастешь, я расскажу тебе о Маге…
***Чтобы наблюдать за скачкой, он выбрал камень на самом краю плоскогорья. Отсюда была хорошо видна вся долина, где жил табун кентавров. Дистанция была отмечена вешками, она спускалась в долину по пологому склону, поворачивала у обломка скалы на берегу реки, где сейчас маячила черная грива волос и вороная шкура одного из старших кентавров, поставленного следить, чтобы все соперники обогнули скалу, а затем поднималась наискось вдоль обрывистого склона долины, в самом конце переходя в короткий ровный участок. Скачки были обычным развлечением у кентавров, но сегодняшняя была особенной. Победитель получал в жены дочь вождя, быстроногую Лисиппу. Пышное золото гривы ее волос и атласно‑блестящее золото шкуры ее крупа светились сейчас в толпе остальных девушек табуна, все члены которого, от молодых жеребят до поседевших от времени стариков, поднялись на плоскогорье, чтобы наблюдать оттуда за скачкой. Сам он не был кентавром. Они были творениями, а он – творцом. Он не был их создателем, поэтому они почти не обращали на него внимания, увлекшись праздником в честь совершеннолетия Лисиппы. Кентавры были выдумкой кого‑то из младших Сил, и выдумкой неплохой. Во всяком случае, ею можно было увлечься, можно было провести несколько дней на их празднике, главной в котором была сегодняшняя скачка, – как и они, он всегда любил скорость. Однако он отдавал должное красоте этой девушки по давней привычке оценивать совершенство своих и чужих творений. Он понимал, почему так нетерпеливо бьют в землю копыта соперников, выстроившихся вдоль линии, – проведенной на сухой и пыльной земле стартовой площадки рукоятью воспитательского кнута. Около двух десятков молодых кентавров готовились оспаривать право взять Лисиппу в жены – как ему говорили накануне, некоторые из них ждали этого события несколько лет. Щелчок кнута – и соперники сорвались с места. Жесткая земля задрожала под их копытами, эта дрожь передалась камню, на котором сидел он. Пестрое облако скакунов хлынуло по пологому склону в долину, весь табун выбежал на край обрыва, чтобы лучше видеть гонку. Опасно, ох, опасно мчаться что есть силы под уклон – он это понял только тогда, когда один из кентавров споткнулся в общей толчее и покатился по склону вслед за убегающими соперниками. На мгновение у него захватило дух – он так увлекся гонкой, что его чувство опасности изменилось, стало таким же, как у ее участников, – но упавший кентавр поднялся на ноги и пустился в безнадежную погоню за остальными. А кентавры были уже в долине. Со всех ног они мчались к камню, у которого стоял наблюдатель. Несколько самых сильных начали отрываться от общей толпы, но среди них пока было невозможно угадать лучшего. И этот красавец гнедой мчавшийся сейчас на полгруди впереди остальных, и настигавший его вороной чуть старше других участников, и огненно‑рыжий, рвущий копыта вслед за ними, и двое серых рядом с ним, похожих друг на друга, как братья. Единой группой они обогнули скалу и полетели через долину к подъему. Он неотрывно следил за этими пятерыми, упиваясь скачкой. Он не мог бы сказать, кому из них он желает победы, – кто бы ни пришел первым, он порадовался бы за победителя и огорчился бы за остальных. Редко случалось творцам, привыкшим менять и переделывать свои творения, ощутить такую безусловность, окончательность происходящего. Это сознавали и соперники, вкладывая себя в скачку так, словно она была первой и последней в их жизни. |
