— Вот чёрт!
— Что такое?
Голос Чена зазвучал напряжённо:
— Я просматривал данные по сверхновым, которые дала Холлус, в особенности обращая внимание на уровень гамма-излучения. По последней сверхновой, которая вспыхнула в 1987-м, у нас мало что было: она рванула до того, как у нас появились специализированные спутники с детекторами гамма-излучения. Спутниковую обсерваторию «Комптон» запустили только в 1991-м. Все наши данные по гамма-излучению сверхновой 1987А мы получили от спутника «Солар максимум», а он не был предназначен для внегалактических измерений.
— И что?
— А то, что сверхновые испускают куда больше гамма-лучей, чем мы думали; данные Холлус это доказывают.
— И что дальше? Что это означает? — не унимался я.
Я смотрел на Холлус, которая раскачивалась с огромной частотой; никогда не видел её в таком состоянии.
Чен глубоко вздохнул. Вздох, казалось, прошумел в трубке.
— Это означает, что наша атмосфера будет ионизована. Озоновый слой будет уничтожен, — объяснил он. И добавил: — Это означает, что мы все погибнем.
* * *
Рики Джерико находился за много километров от КМО на спортивной площадке школы имени Черчилля. Как раз шла середина полуторачасового перерыва на обед; некоторые из одноклассников Рики ушли обедать домой, но сам Рики поел в школе, в комнате, где детям разрешалось смотреть «Флинтстоунов» по каналу Си-Эф-Ти-Оу. Приговорив бутерброд с копчёной колбасой и яблоко, он вышел на покрытую травой площадку. Вокруг разгуливали учителя, которые разнимали драчунов, успокаивали малышей с ободранными коленками, в общем, занимались тем, чем положено заниматься учителям. Рики поднял голову. В небе что-то сверкало.
Мальчик подошёл к качелям и увидел свою учительницу. Потянув за юбку, спросил её:
— Мисс Коэн, что это?
Прикрыв глаза ладонью, она посмотрела, куда он показывал:
— Рики, это просто самолёт.
Рики Джерико был не из тех, кто с лёгким сердцем перечил учителям. Но сейчас он замотал головой:
— Нет, это не самолёт. Не может быть самолётом. Оно не движется.
* * *
Мои мысли вертелись словно белки в колесе, а внутренности сжались в тугой узел. Занимался новый день, и не просто в Торонто, а во всём Млечном Пути. Если на то пошло, даже наблюдатели из очень далёких галактик не упустят яркую вспышку, когда пройдёт достаточно времени, чтобы свет до них добрался. Это не умещалось в голове: Бетельгейзе действительно вспыхнула сверхновой!
Я нажал кнопку громкой связи, и Чен с Холлус стали общаться напрямую, время от времени отвлекаясь на то, чтобы ответить на мои беспокойные вопросы. Как я понял, происходило вот что: во всех активных звёздах водород и гелий участвуют в реакциях ядерного синтеза, в которых получаются всё более и более тяжёлые элементы. Но, если звезда обладает достаточно большой массой, реакции ядерного синтеза оканчиваются на железе: если идти дальше, энергия начинает поглощаться, а не выделяться. Поэтому железное ядро начинает расти. Звезда становится слишком плотной, направленное вовне взрывное давление ядерных реакций больше не в силах противостоять собственной громадной гравитации звезды. Её ядро схлопывается, превращаясь в вырожденную материю — атомные ядра сближаются вплотную. Получается шар диаметром лишь двадцать километров, с массой во много раз больше солнечной. И когда водород и гелий с внешних слоёв звезды внезапно ударяют об эту новую твёрдую поверхность, они моментально сливаются в реакции. Термоядерный взрыв и ударная волна от этого столкновения вырываются наружу, с неимоверной мощью сбрасывая в пространство газовую оболочку звезды и высвобождая неподдающийся воображению вихрь из радиоволн, света, тепла, рентгеновского излучения, космических лучей и нейтрино — смертельную смесь, раскидывающуюся во все стороны. |