— Клево.

Джеред направился в спальню, Фу — к домофону.

— Кто там? — спросил он, нажав кнопку. Надо было камеру установить, вообще-то. Подключил бы и сам, это просто, а в «Стерео-Мире» у него скидка. Вот дурак.

— Впусти меня, Стив. Это Томми.

Целую секунду Фу думал, что сейчас описается. Он не доделал высокомощный ультрафиолетовый лазер, а Эбби пришла без своей солнечной куртки. Он безоружен.

— Ты, вероятно, сердишься, это я понимаю, — сказал Фу. — Но все Эбби придумала. Я хотел вернуть тебе человеческий облик, ты ж сам просил. — «Ой блядь, ой блядь, ой блядь». Томми его убьет. Как унизительно. У Томми даже неполного высшего нет. Его зверски прикончит немертвый англосакс и гуманитарный недоумок, цитирующий поэзию.

Звонок зажужжал снова. Фу подпрыгнул на месте и опять нажал кнопку.

— Я не хотел. Я ей говорил, что это жестоко и вас туда не надо совать, ребята.

— Я не злюсь, Стив. Мне нужно увидеть Джоди.

— Ее тут нет.

— Я тебе не верю. Впусти меня.

— Не могу, у меня дел много. Научных дел, ты не поймешь. Лучше уходи. — Ладно, вот теперь он сам УО.

— Войти я могу и так, Стив, — под дверью или в трещины, или в щели на окнах. Но когда сгущусь, я буду голый. А этого никому не надо.

— Ты так не умеешь.

— Научился.

— О, это четко, — ответил Фу. «Ох блин, ох блин, ох блин». Получится запереть дверь и заклеить щели, пока Томми не просочился? Большую-то комнату он всю уже изолировал, чтоб крысиный туман не разбегался.

— Впусти меня, Фу. Мне нужно повидаться с Джоди и покормиться. У тебя же пакеты с кровью еще остались?

— He-а. Извини, все кончилось. И Джоди тут нет. И еще мы солнечные лампы по всей квартире установили, Томми. Тут для тебя просто тостер. — Пакеты с кровью на самом деле у него еще были. Те, что со снотворным, которым он отключил Эбби.

— Стив, я очень тебя прошу. Мне голодно и больно, я жил в подвале со стаей котов-вампиров, а если я превращусь в туман, сопрут мою новую одежду, пока я там наверху буду ломать тебе шею с голой жопой.

Фу старался придумать блеф получше, когда мимо него метнулся темный рукав, и он услышал, как внизу зажужжал и щелкнул замок. Фу посмотрел на Джереда:

— Ты это нахуя?

— Привет, — раздался у самого его уха голос Томми.

— У него был такой грустный голос, — ответил Джеред.

Старейшины

На закате трое проснулись в титановом склепе под главной палубой и проверили мониторы, подключенные ко всем членам черной яхты, как нервная система.

— Чисто, — произнес мужчина. Он был высок, светловолос, а при жизни — и поджар. Стало быть, таким он оставался — и останется — вечно. На нем было черное кимоно.

Две женщины отдраили люк и выбрались в нечто похожее на большую морозильную камеру. Мужчина закрыл люк, нажал кнопку за полкой, и на люк сверху наехала панель из нержавеющей стали. Трое вышли из холодильника в пустой камбуз.

— Терпеть этого не могу, — сказала африканка. При жизни она была эфиопкой царских кровей — высокий лоб, огромные глаза, разрезом похожие на кошачьи. «Именно такому лицу Соломон отдал навеки свое сердце», — сказал ей Илия, держа ее за щеки обеими руками, пока она умирала. Поэтому он звал ее Македа — в честь легендарной Царицы Савской. Своего настоящего имени она не помнила, ибо носила его лишь восемнадцать лет, Македой же была уже семь столетий.

— Все иначе, — произнесла вторая женщина, темноволосая красавица.