Сразу же после ужина, когда в магазине яблоку негде было упасть, Томми просочился под дверь, заполнил собой костюм и сплотился. Резко присев, оборвал все подвязки и вышел из магазина полностью одетым. Только леска змеилась вслед. Вероятно, думал он, удачнее, глаже и дерзновенней ему ничего никогда не удавалось… если б не портновские булавки, которыми рубашка крепилась к брюкам. Но после небольшого припадка на тротуаре, пока он выдергивал булавки из спины, бедер и живота, ритмично приговаривая нараспев: «Ай, ай, ай, ай», — Томми вновь обрел спокойствие и оттяжность облаченного в хлопок вампира. К такому впечатлению он и стремился. И уже в библиотеке, среди стеллажей вынул картонку из воротника и оборвал все бирки и торчащие нитки. К счастью, на витринные образцы не вешают противокражных ярлыков.
Теперь он был готов полностью — ну, или настолько, насколько бы это ему вообще удалось. Сейчас нужно пойти к Джоди, обнять ее, сказать, как он ее любит, поцеловать и трахать, пока вся мебель в квартире не поломается и не начнут жаловаться соседи (немертвый он хищник или нет, но ему по-прежнему девятнадцать и плоть бушует). А уже потом они с Джоди прикинут, что им делать с будущим.
Возвращаясь пешком по Вырезке и облаченный в костюм белого мальчика, так и кричавший «ограбьте меня, пожалуйста», Томми повстречался с головорезом. Головорез был заширенным тряским торчком в толстовке с капюшоном — некогда зеленой, а теперь прямо-таки блестевшей от грязи. Грабил прохожих головорез отверткой.
— Деньги давай, сука.
— Это у вас отвертка, — сказал Томми.
— Ну. Давай деньги, или я в тебя ее воткну.
Томми слышал, как трепещет сердечко торчка, чуял едкую вонь гнилых зубов, немытого тела и мочи. А кроме того — видел нездоровую темно-серую ауру. В его хищном уме вспыхнуло слово «добыча».
Томми пожал плечами.
— На мне кожаная куртка. Вы ее отверткой не пробьете.
— Это мы еще посмотрим. Я с разбегу. Отдавай деньги.
— У меня нет денег. Вы больны. Вам надо в больницу.
— Ну все, сука! — И торчок сунул отверткой Томми в живот.
Томми сделал шаг в сторону. Головорез двигался до комичного медленно. Когда отвертка скользила мимо, Томми решил, что лучше будет у него ее взять, — и выхватил. Грабитель потерял равновесие, рухнул ниц на тротуар и не поднялся.
Легким взмахом Томми отправил отвертку на крышу четырехэтажного здания через дорогу. В нескольких шагах от них в переулке стояли два парня — думали, не перехватить ли гоп-стоп у торчка, ну, или хотя бы ограбить его, если ему повезет. Но теперь решили, что интереснее будет посмотреть, что творится в соседнем квартале.
Томми отошел от места происшествия уже порядочно, когда услышал за спиной сбивчивый хромой шаг торчка. Он обернулся, и головорез остановился.
— Отдай деньги, — сказал он.
— Хорош уже меня грабить, — ответил Томми. — У вас больше нет оружия, а у меня нет денег. Вам тотально не светит.
— Ладно, тогда хоть доллар дай, — сказал торчок.
— Денег нет по-прежнему, — сказал Томми, выворачивая карманы брюк. На тротуар выпорхнула бирка ОТК 18. У себя над головой он почуял движение, царапанье когтей по камню — и поежился.
— Уй блин.
— Пятьдесят центов, — сказал торчок. Он сунул руку в карман толстовки и, не вынимая, выпрямил палец. — Буду стрелять.
— Должно быть, хуже вас вооруженного грабителя не бывает.
Торчок на секунду завис и вынул из кармана руку, сыгравшую роль пистолета.
— У меня аттестат зрелости есть.
Томми покачал головой. Ему думалось, что коты остались в прошлом, но либо у тварей с ним какая-то сверхъестественная связь, либо их уже в Городе так много, что они просто охотятся, куда ни зайди. |