|
Верность — это когда нет никого второго». Бэль не была заинтересованной, в прямом смысле слова, но любила деньги за все радости, кои они могли доставить. Сама кроила себе платья, но ходила на показы мод к прославленным модельерам. Когда она говорила о далеких странах, чувствовалось, что ей вовсе не хочется состариться, прежде чем она в них не побывает. Между ней и всем этим — деньгами, знойными пляжами, роскошными отелями, легкой жизнью на широкую ногу — существовало, по сути говоря, одно лишь препятствие: Ноэль. Если, допустим, он ее покинет, исчезнет, выразит ли она хотя бы сожаление? Или, скорее, испытает смутное чувство облегчения? Когда умер ее отец, она оплакивала его лишь два дня. А ведь говорила, что любит его! Любила, конечно, но на свой лад.
— Ах, эти черные бархатные бантики, — невольно восхитился Ноэль, — длинные перчатки, ленточка на шее, тюлевый лиф, золотые волосы, тяжелые веки… Прямо Болдини. Рэнэ проследила взгляд Ноэля: — Так, значит, вы ее любите… до такой степени? Ноэль вздрогнул и повернулся к Рэнэ, словно она открыла ему нечто новое, но вполне реальное. — Люблю ли я…? Он прервался, чтобы лучше собраться с мыслями. — Нет, — вымолвил он, наконец, — не думаю, что люблю ее. Отчаянно, но тщетно искал он слова, способные выразить состояние его души: — Это куда хуже. Она — часть меня самого. Когда я ее встретил, она была совсем непохожа на ту, какая она теперь. И я воображаю, но, конечно, не прав, что тем, какая она сейчас, она обязана мне. Я всячески исхитрялся наложить на нее отпечаток, переделать ее. Если она когда-нибудь вернется к прежней себе, я не смогу простить ей бесплодность всех этих усилий, все это… потерянное… время. — Бедняжка Ноэль! — сказала Рэнэ (он ненавидел, когда она говорила «Бедняжка Ноэль» и принимала при этом самонадеянный вид). — По книге Бытия только четыре вещи не оставляют следа: облако на небе, змея на скале… — Да знаю я: корабль на воде и мужчина в женщине. Это-то меня и бесит. — Мужчина! — сказала Рэнэ. Этот эпитет мог бы показаться презрительным, но в ее устах прозвучал исполненным нежности. Но Ноэль больше ее не слушал. Встал, резко поставил стакан. Бэль с некоторым удивлением смотрела, как он приближается к ней. — Я устал, — сказал он, умышленно не обращая внимания на ее кавалера. — Поехали домой. — Домой… уже сейчас? — выговорила Бэль. И засмеялась, скорее, вновь разразилась смехом, еще не стихшим и беспричинным, разбиравшим ее за несколько секунд до того. Мужчина с посеребрёнными висками поднялся с места. Лацкан его пиджака был украшен душистой гвоздикой. Он был очень элегантен. «Еще один Вейль», — подумал Ноэль. Бэль всегда притягивали мужчины определенного возраста. — Бертран, — представился он, чопорно поклонившись. — Мартэн, — нелюбезно ответил Ноэль. Его взгляд скользнул по мужчине и остановился на Бэль. — Пойдем? — повторил он, с большим нетерпением потому, что чувствовал: она противится его воле. Она поднялась нарочито медленно: — Нет. Растерявшийся Ноэль неловко попробовал употребить иронию: — Тебе настолько весело? — Не знаю. Нет. Я как раз еще и не начала веселиться по-настоящему. — И собираешься… — Да. Мужчина с посеребрёнными висками внезапно как бы канул в неизвестность. Они остались вдвоем, один на один. Их взгляды выражали невысказанные чувства, были полны смутной необузданности. |
