Солнце заходило, оно проглядывало сквозь листву дубов и эвкалиптов, растущих на гребне горы. Из огромного золотого диска во все стороны разливались лучи, которые обволакивали все, что встречалось на их пути. Стены домика, деревья вокруг него, сам воздух — все было пропитано солнечным светом. Закатные лучи скользили по крутому склону, теряющемуся в лесах; где-то вдалеке сверкал голубой залив, за ним виднелись рыжевато-коричневые восточные холмы. С южной стороны находился Сан-Франциско, его миниатюрные башни выныривали из светящегося тумана. Тишина переполняла небо.

Бейли первым оторвался от этого зрелища. Он увидел слезы на глазах Эвис и спросил:

— Что-то случилось?

Она медленно, неохотно перевела на него свой взгляд.

— Ничего, — ответила она ему. — Просто красиво. И жалко.

— Жалко?

— Всех, кто жил до Перемены. Кто так и не увидел всего этого.

— Но послушай, дорогая, мы были не такими уж жалкими. И почему ты заставляешь меня чувствовать себя таким древним? Ты ведь тоже родилась во времена предыдущей цивилизации.

— Но я не много помню о тех временах, — ответила она с серьезным видом. — Наверное, дни… суда меня так потрясли, что я забыла большую часть своего детства. Тоже самое произошло почти со всеми выжившими людьми. А ты, кажется, помнишь те времена лучше, чем кто-либо. А что касается других, можно сказать — время суда их очистило.

Он решил, что Эвис просто хотелось выплеснуть охватившую ее печаль; она продолжила почти раздраженно:

— Так должно было случиться. Что-то должно было столкнуть нас с дороги, по которой шли наши отцы. Только после этого мы увидели, сколько неестественности, принуждения, отвратительного подавления природы терпели прежде Земля и человечество. Мы освободились от прошлого и действительно могли начать все заново.

— Я не уверен в том, что мы от всего этого освободились, — сказал Бейли.

— Но мы поддерживаем все хорошее. — Эвис мельком взглянула на Сан-Франциско. — Возьмем, к примеру, город. Он придает очарование виду, который открывается отсюда. Я рада, что этот город существует, что машины поддерживают в нем порядок, что в образовательную программу для детей входит посещение этого города. Но жить в нем? — она скривилась.

— Мне он нравился, — сказал Бейли.

— Ты не знал ничего лучшего. Так ведь?

— Н-н-нет. — Воспоминания рвались из плена его памяти. — Но у меня были друзья. Они умерли. Умерли все, кого я знал. Что говорят статистические данные? Чума уничтожила девяносто пять процентов людей? Девяносто пять процентов всего человечества — за считанные месяцы! Даже ты, хоть раз, да поплакала о них.

— Об их бедных бесполезных жизнях, — сказала Эвис. — Но не об их смерти. Смерть была освобождением. Я в этом убеждена. А каким другим способом можно было выбраться из ловушки, которую человек сам себе устроил? Теперь у нас просторы для того, чтобы свободно дышать, и ресурсы, и знания, чтобы делать все, что мы хотим, и мы сейчас превращаем нашу планету в рай.

— Правда? — удивился Бейли. — Мы знаем район залива. Иногда мы связываемся с некоторыми другими «осколками» человечества, которые разбросаны по всему миру. Но в других местах… скажешь ли ты мне, что происходит, например, в районе Русской реки?

— Наверное, ничего, — сказала Эвис. — Никаких людей. Мы заполним необитаемые земли. Но не сразу. — Она сжала кулаки. — Но мы никогда больше не будем воспитывать детей, строить жилища и добывать полезные ископаемые старыми грязными способами.