Штайнер кое-как сбил стул, подтащил к нему тушу Адлера и водрузил на сиденье, как на постамент. Стул каким-то чудом не разваливался — только скрипел и стонал.

— Маркус, я врезал тебе по морде за Мэвис, но ты должен немедленно привести себя в порядок, — вкрадчиво сказал Штайнер. — Слышишь?

Так как Адлер и не думал вытирать лицо, Штайнер что есть силы врезал ему ботинком по голени.

Адлер взвыл, глаза его вылезли из орбит.

— Утрись! Если ты этого не сделаешь, то я тебе еще врежу, — предупредил Штайнер.

Выпученные глаза директора клуба следили за ногой бывшего друга, а левая рука уже тянула из кармана огромный клетчатый платок-простыню.

— Сейчас придет Сэди, но ты, Иуда, будешь разговаривать с ней так, словно ничего не произошло, — сказал Штайнер.

Адлер что-то пробулькал в ответ и все промокал и промокал лицо.

— Учти, что со старухой я легко справлюсь, — предупредил Штайнер. — Но если ты хоть что-нибудь вякнешь, я буду убивать тебя медленно: сначала прострелю одно колено, потом второе, одно ухо, потом второе... Ты ведь, Маркус, меня знаешь, ведь я могу... Ну как — понял?

Маркус Адлер ничего не ответил. И тогда Штайнер неожиданно точным движением саданул кулаком по его коленной чашечке.

— Ты — невоспитанный человек, Маркус, — наставительно произнес Штайнер, наблюдая, как директор корчится от боли. — Я ведь задал тебе вопрос. Надо в таком случае ответить.

— Ы... — простонал Адлер, кивая головой и не отрывая носового платка от лица.

— Мистер Штайнер, давайте вызовем полицию, — я указала на телефонный аппарат.

— Еще не время, — отрезал он.

— А когда это время наступит? — я была удивлена.

— Когда меня не будет в клубе! — рявкнул он и пояснил более мягко. — Видите ли, Мэвис... От прошлого никуда не уйти... Многие знают, что я сидел. Но я сидел за дело. Я сильный человек... Если мои приятели узнают, что я сам не смог справиться с молокососом Кези или с этой размазней, — он указал на Адлера, — меня просто засмеют. А мне бы не хотелось попадать в глупое положение.

Ну вот, очередная мужская причуда. Лично я вызвала бы полицию незамедлительно, и пусть бы потом хоть весь Лос-Анджелес заходился от хохота: хорошо смеяться, когда сидишь в безопасном месте. Так думала я, но высказать свое мнение вслух не решалась. Кто его знает, этого Штайнера. Вдруг ему не понравится, что я настаиваю на вызове полиции, саданет меня по голени, как Адлера... Нет, надо быть осторожной.

Адлер, наконец, остановил кровотечение из носа, потрогал переносицу и застонал:

— Все разбито! Сломан нос...

— Радуйся, что не хребет, — процедил Штайнер. — И то лишь потому, что ты сейчас должен пойти с нами наверх, к своему боссу!

Слово «босс» Штайнер произнес с такой ненавистью и отвращением, что даже я вздрогнула, а Маркус Адлер залепетал:

— Что я мог сделать против него? Ты же видишь: это убийца, зверь, садист... Он все время звонил мне и приказывал, приказывал и угрожал...

— Перестань, надоел уже твой скулеж. А то я придумаю, как выбраться из подвала и без твоей помощи...

Директор испугался, что его вовсе выбросят из игры, и умолк. Руки нервно комкали носовой платок, голова поникла.

Я тоже молчала. Я уже, кажется, поняла, что когда угодишь в одну клетку с тиграми и львами, лучше забиться в уголок, поджать хвостик и не открывать рта. Пускай ведут свои разборки...

Минуты тянулись, как часы.