Трудолюбивой воспитаннице доверяли многое. Арина вышивала бисером цитаты из Евангелия на скуфьях и стихарях, расшивала серебряной канителью голубые шёлковые поручи (короткие нарукавники), украшала фелони узорными крестами из бисера. И даже вышила аппликациями церковный возду́х (большой четырёхугольный покров, символически изображающий плащаницу).

За годы, проведённые в приюте, девочка сильно изменилась. Плаксивая, вспыльчивая, дерзкая, она вынуждена была подчиняться монастырским правилам, что благотворно сказалось на характере. Несложные обязанности не тяготили, учёба в гимназии нравилась, как и учителя, а вышивание стало любимым занятием, в которое девочка вкладывала душу.

Она больше не устраивала показательных выступлений с гимнастикой, не дерзила в ответ на замечания, не доводила сестёр-воспитательниц до белого каления. При встрече с сестрой Агафьей, к которой она питала необъяснимую приязнь, склоняла голову, а при обращении называла матушкой. Двадцатипятилетней сестре Агафье это льстило: матушкой в монастыре принято называть только игуменью.

– Пойдём, милая. В трапезную уж звали, обедать. За тобой не придёшь, так ты здесь до вечера с иголкой просидишь, – мягко выговаривала девочке сестра Агафья. Арина согласно кивала. Монахиня осторожно прикасалась рукой к синим колокольчикам и блёкло-голубым незабудкам, которые казались настоящими.

– Это аппликация, – объяснила Арина. – А есть ещё пэчворк, это когда из лоскутков шьют, и флорентийская объёмная барджелло, это когда лентами. А ещё гобеленовый шов, я умею, но мне не дают.

– Сегодня не дают, завтра дадут. Наберись терпения. Бог терпел и нам велел, – ласково вымолвила Агафья. И не выдержав, рассмеялась, прикрывая рукой рот. – Ты ж им такое устроила, с орлецами этими… Грех какой… Чисто цирк!

– Ничего не грех! И не цирк. Я красиво вышила! – упорствовала девочка, и сестре Агафье не хотелось ей возражать. Хотелось пожалеть. Арину тогда наказали за несдержанность в словах, а орлец отобрали и куда-то унесли. Арина так плакала…

Круглый коврик с изображением орла, парящего над городом, ей доверили вышить как лучшей ученице. Орлец постилается под ноги епископа во время богослужения и указывает на его должность (греческое «эпископос» = надзирающий, смотрящий), а также на высоту служения.

За дело она взялась с воодушевлением и очень старалась. Но вместо орла у Арины получился стервятник с хищно загнутым клювом, хитрым прищуром глаз и острыми как лезвия маховыми перьями, в которых монахини усмотрели нечто дьявольское. Где она такие видела?

– В энциклопедии, – призналась Арина.– Орёл-ягнятник, птица подвида стервятников, семейства ястребиных. Там картинка, я с неё и вышивала. И нитки под цвет перьев подобрала. Да вы сами посмотрите! Книжку возьмите и посмотрите!

Монахини потрясённо молчали. И тут бы Арине остановиться, а она продолжила:

– На самом деле он никогда не охотится на живых овец, а питается падалью. Так в энциклопедии написано. Ягнятники почти всё время находятся в небе, они моногамны, хотя иногда свободные самцы присоединяются к парам, создавая трио, – добросовестно вспоминала Арина.

Энциклопедию она отыскала в школьной библиотеке, где наводила порядок, протирая влажной тряпкой корешки книг. И читала её с упоением целый месяц. А память у неё была фотографическая.

Глава 4. Яблочный Спас

Спокойная размеренная жизнь, в которой ничего никогда не менялось, а дни были похожи друг на друга как капли дождя, примиряла Арину с самой собой, утишала гнев, врачевала обиды. Ей казалось, так будет всегда.

Сестра Агафья была другого мнения:

– Этот год високосный.